Во дворе о тёте Глаше больше не злословили, да и вообще не говорили. Ни о ней, ни о дяде Мите. Как будто боялись упоминать их имена всуе. Ведь было же во всём этом что-то необыкновенное, необъяснимое, почти мистическое.
Мне же остаётся только добавить, что вскоре после описанных событий инвалиды на тележках и деревяшках как-то незаметно исчезли с московских улиц. Уже в постсоветские времена мне приходилось встречать в различных публикациях намёки на то, что Москву от них, как теперь выражаются, зачистили. Впрочем, утверждать этого не могу. Просто помню, что они куда-то исчезли, а около «Шторма» ещё долго вспоминали Серёню, особенно, когда проходил троллейбус четырнадцатого маршрута.
Он и сейчас там ходит.
P.S. Интересно, попадись этот рассказ на глаза лучшему литературоведу всех времён и народов, сказал бы он, что эта штука посильнее «Фауста» Гёте?
Рассматривая старые, едва ли не пятидесятилетней давности фотографии, сделанные когда-то им самим, Сергей Александрович увидел среди них одну почти забытую. С чёрно-белой карточки размером девять на двенадцать на него смотрела девушка с правильными чертами лица и глубоким, задумчивым взглядом. Сергей Александрович поймал себя на мысли, что хотя от этого лица веет спокойствием, но, в то же время, чем дольше смотришь на него, тем настойчивее почему-то возникает образ натянутой струны, готовой зазвенеть от самого лёгкого дуновения.
Сергей Александрович хорошо помнил эту девушку.
Хотя его с ней ничего особенного не связывало, но был один случай, проявивший некоторое родство их душ. А это, как понимал он теперь, с высоты прожитых лет дорогого стоит.
Раздалось уже шесть или семь телефонных звонков. Шаркающих шагов чёртовой соседской бабки, которая всегда оказывалась у телефона первой в своём неукротимом желании быть в курсе того, кто и кому звонит, слышно не было. Серёга встал из-за стола, вышел в коридор и снял трубку.
– Будьте добры Серёжу, – послышался в трубке вроде бы знакомый голос, но Серёга не сразу понял, кто это говорит.
– Я слушаю.
– Ой, Серёга, это Аня.
Кажется, Анечка впервые звонила ему. Не только за тот год, что они окончили школу, но вообще. Хотя они были одноклассниками.
В школе Анечка со всеми держалась одинаково ровно. Она дружила с двумя одноклассницами, но для многих оставалась загадкой. Наверно, ребятам надо было повзрослеть, чтобы оценить в ней то, что называется породой в высоком смысле этого слова. В том смысле, как это можно отнести, например, к М.М. Плисецкой. Она всегда была как бы замкнута в себе, училась блестяще, но старалась ничем не выделяться, держалась подчёркнуто скромно. Хотя они учились вместе с седьмого класса, Серёга только к окончанию девятого однажды заметил, как она красива. Той неброской, вроде бы холодноватой красотой, за которой может скрываться самая страстная натура. Много позже Сергей Александрович узнал, что Анечка была потомком литовских князей.