Зеркало заволокло мутью. Наступила тишина.
С противоположной стороны мужчина откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. На что только не пойдешь ради того, чтобы возвеличить свой орден!
Мне удалось до рассвета незаметно выскользнуть из покоев князя и вернуться утром как ни в чем не бывало, когда вокруг постели больного опять суетились люди. Вчерашняя попытка поужинать вместе со всеми сегодня отозвалась такой головной болью, что мастер Лелуш пообещал самолично привязать знатного пациента к постели, если он еще раз встанет до конца недели.
Он еще выговаривал Витолду за самоуправство, когда дверь распахнулась от мощного толчка.
– Витко!
Заступить дорогу ворвавшемуся в комнату молодому незнакомцу я не успела, и он, налетев, как ураган, стиснул моего подопечного в объятиях. Поскольку князь сидел на постели, они просто повалились на нее, обнимая, тормоша, толкая друг друга, и начали шутливую драку.
Вернее, попытались начать – поморщившись от боли, Витолд освободился от гостя:
– Тодор! Осторожнее! Рука!
– Что? – Гость выпрямился. – Ты ранен? Где? Как?
– А ты не знаешь?
– Ну, отец мне рассказывал. – Чуть вытянутое лицо молодого мужчины, возраст которого не прятала даже небольшая бородка, выражало искреннее огорчение. – Но я не думал, что все так серьезно!
Они сели рядом.
– Тодор, – князь рассматривал гостя с улыбкой, – ты когда приехал?
– Сегодня утром. Только что!
– Я так рад!
– А я как рад! Стоило мне ненадолго отлучиться, как ты опять во что-то влип! Что на этот раз?
– То же и там же, – отмахнулся Витолд и повернулся ко мне: – Это – Тодор Хаш, мой друг детства. Мы практически выросли вместе. Его отец – мой воспитатель Генрих Хаш… Тодор, я так тебе рад, – повторил он. – Позволь представить тебе моего телохранителя Дайну Брыльскую, из старого шляхетского рода. Она уже два… нет, три раза спасла мне жизнь! Необыкновенная женщина!
Он произнес это таким тоном, что я неожиданно застеснялась от похвалы. Но означенный Тодор Хаш смерил меня взглядом, до странности делавшим его похожим на отца.
– Да, но она же… – взгляд указал на отсутствующую ногу.
– Я же говорю – необыкновенная! А как она владеет мечом! Тебе, думаю, есть чему у нее поучиться!.. Тодор тоже воевал, – добавил Витолд уже для меня, – в коннице. Я забыл спросить – а вы, Дайна?
– Пехота, – буркнула я. Симпатии к сыну милсдаря Генриха умерли. Конница недолюбливала пехотинцев, а мы, соответственно, всадников. Оба рода войск в сражениях действовали вместе, но за глаза обливали друг друга презрением. Лордики, чистоплюи, избалованные богатеи, рыцарята – вот далеко не полный перечень прозвищ, которыми мы награждали кавалерию, а взамен считаясь быдлом, скотом и просто «мясом».