– Вы понимаете, что я говорю?
Едва заметно она кивает головой. Фух, хорошо, что понимает. Мой мозг и так в шоковом состоянии, не хватало еще нагружать его воспоминаниями школьной программы по английскому языку.
– Мы в самолете. Мы попали в аварию. Сейчас уже все хорошо. Вы сможете сохранять спокойствие, чтобы я могла отстегнуть вас?
Ее начинает бить мелкой дрожью, еще чуть-чуть – и она зарыдает. Надо быть с ней построже, мне сейчас нужна помощь, а если она расплачется, то толку от нее не будет никакого.
– Стоп! Время на слезы у нас еще будет, а пока мы должны выбраться.
– Хорошо, я постараюсь, – еле слышно пролепетала она.
Отстегнув ремень, я помогла ей подняться на ноги. И уже собиралась развернуться и пойти к другому аварийному выходу, когда подпрыгнула от ее истошного вопля.
– Что? Что такое? Вы ранены?
Ее трясет с ног до головы, точно она в шоке.
– Нет… не знаю… я пока не поняла.
Она так усиленно мотает головой, что кажется, будто голова вот-вот оторвется.
– Так много мертвых… – сквозь слезы еле лепечет она.
– Да, и к ним прибавится еще парочка, если мы не выберемся отсюда. Иди за мной. Давай на «ты», хорошо?
Глупо или нет, но мне кажется, что обыденные разговоры помогут ей отвлечься, да и мне тоже.
Медленно идя по проходу к другому выходу и внимательно вглядываясь в лица пассажиров, я надеялась, что еще кто-нибудь выжил. Вы, возможно, подумаете, почему я только смотрела на лица, а не проверяла пульс или как-либо по-другому не искала признаки жизни. Встречный вопрос – вы будете проверять пульс у мужчины со свернутой шеей, выпученными глазами или у женщины, сложенной пополам, только в обратную сторону? Все эти люди были не пристегнуты. Что же такое произошло в небе, что привело к таким последствиям?
Так. Передо мной аварийный выход. И почему мне сегодня так везет на помятые двери? Я пытаюсь повернуть ручку, чтобы открыть эту дверь, но у меня ничего не получается. Странно, всегда думала, что они должны легко открываться. Выжившая девушка присоединяется ко мне в попытке открыть эту чертову дверь, но у нас даже вдвоем ничего не выходит. И в этот момент в дальнем конце салона я слышу чертыхания. И не просто чертыхания, а родной сердцу русский мат. По направлению к нам идет высокий парень крепкого телосложения. Он прижимает руку ко лбу, по которому стекает струйка крови. Увидел нас, и, клянусь, у него глаза на лоб полезли, то ли от радости, что он увидел еще живых, то ли еще от чего.