– И что ж он потом-то к немцам переметнулся? – спросил Краев.
– Он узнал, что полицаи в Латвии сожгли хутор его отца, а самого отца расстреляли. Сначала они повесили ему на грудь табличку с надписью «Отец предателя», потом долго мучали, а потом расстреляли. Другой бы ожесточился, возненавидел их. А он взял и вернулся. Он вообще-то незлобивый человек, и даже, можно сказать, законопослушный. Но вот попал меж жерновами… – Руппс немного помолчал. – Я встречался с ним потом, после войны в Риге. Он сказал, мол, всегда чувствовал вину за то, что воевал в Советской армии. С того самого дня, как покинул Латвию. Так он мне сказал. И еще сказал, что его левые взгляды тут ни при чем. Он ощущал себя предателем, – пожал плечами Руппс. – Так он мне сказал, – повторил он. – Слаб человек…
– А Лия?
– Лия обратилась к советским властям. Потом она будто бы была вместе с детьми в эвакуации. Кто-то мне говорил… – вспоминал Руппс. – «Спасибо тебе, мальчик», – сказала мне Лия на вокзале в Великих Луках, когда мы прощались, – снова заговорил он. – Я знал, за что она благодарила. За пальто, которое я каждую ночь снимал с себя, чтобы ребенок не плакал от холода. Шломо укрывался старым пледом, который днем Лия накидывала вместо платка. Помню, она все говорила – «И чего этому Гитлеру нужно? Спросил бы Господа Бога, почему он одних сделал немцами, а других евреями. Всё от него, от Бога». «Ну, раз Бог так поступил, значит, он что-то имел в виду, – убежденно говорил Шломо, – значит, у кого-то нет чего-нибудь, что есть у других. Не может так быть, чтобы все были одинаковыми…» И в его серьезных темных глазах будто появлялась решимость. Может, и жив где-нибудь. Он-то моложе нас с Крекиньшем был. Но больше всего мне хотелось бы повидать Лию. Ее можно было спросить обо всем. И она всегда знала, что надо ответить. И знаешь, что я спросил бы у нее? Я бы спросил «Ты не знаешь, Лия, почему люди через семьдесят лет снова захотели сделать капитализм?» И знаешь, что бы она ответила? – опять спросил Руппс, посмотрев на Краева. – «Потому что каждый в этой жизни думает только о себе!» – вот что сказала бы Лия, – заключил Руппс. И посмотрел на Краева.
– И надеется, что уж он-то преуспеет, – усмехнулся тот.
– Тебе надо отдохнуть, – неожиданно сказал ему Руппс. – Что-то у тебя глаза красные.