– Намного, – признался я.
– Это всегда так, – утешил он. – То ли еще будет. Какие новости?
– Собираюсь ехать дальше, – сказал я. – Потому заскочил попрощаться. На дорогу, как водится, ваше благословение и уверение, что действую верно, что хоть и дурак, но хороший дурак, наш дурак.
Он коротко усмехнулся.
– Ты не дурак.
– Ой, как хорошо…
– А что часто сомневаешься, – сказал он, – значит, растешь. Дураки всегда во всем уверены и ни в чем не сомневаются.
– Отец Дитрих, – сказал я с раскаянием, – душа моя полна сомнения и смятена весьма, однако же в ней упорно зреет зерно, однажды вброшенное Господом, ибо ничего без его воли не делается в этом мире.
Я размашисто перекрестился, что не обмануло отца Дитриха, его лицо стало серьезным и настороженным. Уже знает, что если демонстрирую такое христианское рвение, то явно подложу какую-то очень крупную, откормленную в долгих размышлениях свинью.
– Поделись своими сомнениями, – проговорил он кротко, тоже не очень-то голосом великого инквизитора. – И что в твоей душе там за такое зерно. Может быть, вовсе не Господь его заронил…
– Я читал Библию, – сообщил я. – Вернее, перечитывал. Мы ведь все ее только перечитываем, верно?
Его лицо не изменилось, а когда увидел, что я вроде бы жду ответа, произнес так же мирно:
– В Библии есть все. И даже, как зорко заметил еще Тертуллиан, слова, что доставляют столько головной боли Ватикану: «Надлежит быть ересям».
– Ереси, – сказал я, – это ветви могучего дерева. Но, конечно, если выживут, дереву только польза.
Он напомнил, не давая мне, как обычно, увильнуть от острой темы и уйти в красивые разглагольствования, так характерные для размагниченного интеллигента:
– Так в чем твои сомнения, сын мой?
Я вздохнул и сказал:
– Отец Дитрих, все наши законы написаны людьми и для людей. Однако мы видим, что даже животные, такие как наши собаки и кони, демонстрируют верность и преданность, столь ценимые в нашем обществе. Потому уже раздаются голоса, что нельзя ради забавы мучить животных.
Он кивнул, но выражение лица оставалось таким же настороженным, когда сказал спокойно:
– В Библии есть прямой запрет.
– Как здорово, – ответил я. – А то помню, что у гуманизма вроде бы оттуда ноги растут. Из Библии, хотя и не хочется признаваться.
– Животных мучить нельзя, – сказал он. – Даже диких. Но тебя не это тревожит, верно?