Бабка на него посмотрела как на несмышленыша:
– Да мы тут привыкли как-то и без города, и без ученых обходиться… Все равно ни медали не дадут, ни даже керосина…
Степа горячится:
– Нужно же было сообщить…
Молодой был, с десятилеткой, не то, что я. После войны хотел на кого-то там учиться в институте. Только его под Варшавой… Наповал стукнуло.
– Степа, – сказал я. – Солдат ты стал хороший, я тобою, как вторым номером, доволен полностью. И парень ты очень даже неглупый, такие слова знаешь, что я и не выговорю… Слышал когда-нибудь, чтобы ученые твои такое изучали? Это ж натуральные привидения!
– Они, сыночек, – поддакнула бабка. – Прывиды, как белорусы наши говорят. А в прывидов давненько уж верить не положено, как и во всякую другую чертовщину. Ты старшого слушай, он пожил, понимает, что к чему…
– Точно, Степа, – сказал я. – Не положено нынче верить в чертовщину. Даже я, с моими тремя классами и четвертым коридором, краем уха слышал, что ученые в чертовщину не верят… Давай-ка лучше по стопке, когда еще придется… И бабуле самую чуточку, а, бабуль?
Разлили, выпили. Смотрю, Степа понурился, весь задор потерял. Бормочет:
– Действительно… Мистика, поповщина, обскурантизм…
– Видала, бабка, какой у меня напарник? – говорю. – Какие слова знает. Я и с трех раз не выговорю… Только горяч по молодости лет – ну да это проходит…
Степу малость развезло:
– После войны обязательно сюда вернусь! С фотоаппаратом… Примете, бабушка?
– Да со всей душой, голубь, – говорит бабка кротко, как дитенку. – Кто ж тебя не примет, освободителя? Ты, главное, воюй поосторожней, чтоб вернуться…
– Вот это другое дело, Степа, – сказал я. – После войны возвращайся хоть с фотоаппаратом, хоть с этим, как его… с микроскопом. А пока что давай помалкивать намертво. Никто нам с тобой не поверит, а командир решит, что мы до зеленых чертей, то бишь покойных казачков, назюзюкались… Бабуля все равно открестится, правда, бабуль?
– Уж точно, – кивнула бабка. – Знать ничего не знаю, видеть не видела. Они для меня безобидные, как дождик, за столько лет привыкла… Пусть себе ездят, не каждую ночь же…
– Вернусь обязательно! – заверил Степа, на табуреточке пошатываясь.
– Вернешься, сокол, – кивает бабка.
– Вернешься, – говорю и я. – А пока что давай допьем, да на боковую. Поднимать нас будут рано, нам нужно будет преотлично выглядеть, как и не пили. Не первый раз, понимать должен…