и с охотничьими собаками не найдёшь. О, кстати… Почему совсем не видно душевнобольных?
– А, пардон… Месье, меня крайне интересует – куда делись ваши подопечные?
Старик грустно пожевал бесцветными губами.
– Их вывезли, сударь. У каждого нашлись родственники, они и озаботились, да-с. Осталась лишь девица, одна-одинёшенька… сиротинка. Когда забирали остальных, она спряталась… Обнаружив бедняжку, я не смог её бросить. Настоящий ангел, поверьте мне. Сидит целыми днями у себя в келье, никого не трогает. Вы ведь не причините ей зла? Девочке восемнадцать лет – она дитя с чистейшей душой и кристальными помыслами.
Пьер скрипнул зубами. Он был без женщины пятый месяц и с редким удовольствием причинил бы кому-нибудь зло. Возможно, даже пару раз подряд. Но сумасшедшая… Опасно. Этот город и так сущий ад – на губах вкус пепла, что сыплется со свинцовых туч. Кто знает, какими бесами одержима мадемуазель? Ему нет до неё дела. Полковник приказал отыскать дом для постоя драгун – и, кажется, он его нашёл. Особняк напоминает тюрьму – мрачно, темно, сыро, но ничего… В комнатах разожгут костры, бумаги предостаточно. Большинство подходящих для житья зданий в Моску выгорело дотла, эскадронам вместе с лошадьми приходится квартировать в церквях – маршал Даву и тот ютится в келье варварского монастыря. Скоро наверняка грянут заморозки, люди уже вовсю простужаются. Девушка… ну какая разница. Не ему пригодится, так солдатам.
– Могу я взглянуть на неё, месье? Тысяча извинений за беспокойство.
– О, конечно, сударь. Следуйте за мной, сильвупле.
Они прошли шесть комнатушек подряд – таких же тёмных, узких и холодных. По углам были свалены наспех старые книги для растопки, полусгнившие меховые шубы и даже охапки сена. Пьер не делал выводов – русские вообще странные, их сложно понять умом.
На входе в келью девушки отсутствовала дверь. Старик приложил палец к губам.
Пьер так и открыл рот: убогая действительно была ангельской красоты. Просто фарфоровая куколка – если рассматривать её в профиль. Бледное лицо с нездоровым румянцем освещали огоньки свечей. Склонившись над грудой бумажных листов, она, стиснув в пальцах гусиное перо, лихорадочно покрывала страницу крупными буквами. И столь увлеклась своим занятием, что даже не заметила посетителей.
– Что именно она пишет, месье? – шепнул француз.