– Фуууу, вонючааа, – забавно сморщили рожицы близнецы.
– Дети, а давайте прочитаем про Бармалея, – лицемерно промурлыкала вошедшая няня, ловко посадила мальчишек на руки и вынесла из спальни.
– Думаешь только о себе и куришь, насрать тебе на всех, и дышишь, и куришь на больных детей.
Жена явно не могла остановиться, назревал традиционный утренний скандальчик.
– Уйди, – прохрипел Алик и посмотрел на жену, как волк на останки только что растерзанного ягненка.
Взгляд подействовал, жена попятилась к двери и вышла. Но из коридора еще некоторое время доносилось затухающее: «Куришь и куришь… куришь… дышишь… кур… дыш… шиш…» Он подождал, пока звуки стихнут, и тоже вышел. Слева находилась комната дочки Сашки. Ей недавно исполнилось шестнадцать, и она мужественно боролась с переходным возрастом. «Зайти – не зайти?» – попробовал угадать Алик. В последнее время общение с Сашкой напоминало рулетку. То задушевные разговоры и ощущение друга рядом, какого и не было у него никогда, то такой высоковольтный провод, что не влезай – убьет, поджарит и снова убьет.
«У Сашки каникулы, она выспалась, настроение хорошее, – попробовал рассуждать он логически. – Зайду». Увидев дочку, сразу понял, что не угадал. Зеро, все ставки уходят в казино. Но отступать уже было поздно.
– Как чувство самия? – спросил он преувеличенно бодро.
– Нормально.
– Чем занимаешься?
– Живу.
– Как живешь-то?
– Нормально.
– Давай жить вместе.
– Отстань.
– А чего так грубо, Сань? Чего я тебе плохого сделал?
– Ничего, отстань.
– Что, моча в голову ударила, да?
– Да, моча, месячные, годовые, столетние, переходный возраст, плохая экология. Все, доволен? Я все перечислила? Отстань, уйди, и вообще, стучаться надо, когда входишь.
– Стучаться, говоришь? Ща я тебе постучу…
Алика трясло. День начинался не здорово. Близнецов отобрали. Жена достала. А тут еще дочка… Он догадывался, что лучше всего молча выйти, и тогда Сашка вечером сама прибежит, будет извиняться, ластиться, говорить умные слова про переходный возраст и всячески изображать умницу-красавицу, пай-девочку-гордость-отца, которой она, в сущности, и была. Понимал все это Алик хорошо, но… но сделать уже ничего не мог.
– Стучаться, значит?.. – повторил он.
Подошел к столу, за которым дочь обычно делала уроки. И постучался… Ну не то чтобы постучался, а так хрястнул по несчастной деревяшке, что столешница разломилась на две части.