Может быть, общее число персидских триер греки и преувеличили, но подавляющее количественное преимущество противника на море было очевидным, не говоря уже о материальных ресурсах, инженерном обеспечении, осадных орудиях и едином командовании. И не важно, измерялись ли силы Ксеркса миллионами или сотнями тысяч, он в любом случае выказал грекам уважение, обрушивая на них объединенную мощь армии и флота, какой еще свет не видывал.
Выслушав доклад лазутчиков, совет решил, что к войне с персами необходимо привлечь новых союзников. В Сицилию было отправлено посольство с задачей заручиться поддержкой Гелона, могучего тирана Сиракуз. Будучи изначально коринфской колонией, Сиракузы давно уже превратились в один из самых богатых и сильных городов Греции. Фемистокл озаботился тем, чтобы в этой почетной миссии афинского посланника сопровождали спартанцы. В ходе переговоров в Сиракузах посланник предложил, чтобы его город возглавил сопротивление на море, а сухопутными операциями будут руководить спартанцы. С ними это было согласовано заранее и вполне их устраивало. У Спарты имелось в распоряжении менее дюжины боевых судов, к тому же, имея за спиной, в сельской местности, враждебные массы илотов, власти с величайшей неохотой снаряжали заморские военные экспедиции. Увы, дипломатическая миссия в Сиракузы успеха не принесла. У западных греков и своих забот было по горло. Вдохновленные примером Ксеркса, финикийские колонисты в Карфагене готовились напасть на греческие города в Сицилии.
Столь же неудачно закончились и иные попытки в том же роде. В конце концов лишь тридцать из сотен греческих городов-государств и островов, разбросанных по всему Средиземноморью, присоединились к союзу против персов, и, учитывая соотношение сил, удивляться следует не тому, что их оказалось так мало, а другому – странно, что вообще нашлись охотники. Так что же все-таки заставило афинян, спартанцев и некоторых других поднять оружие?
Отчасти – чисто греческий дух независимости, страстная, до фанатизма, жажда свободы. На этой суровой, каменистой почве выросла раса сильных, самодостаточных людей. Ревниво защищая свои свободы, греческие города выказывали то же упорство, что и отдельные граждане. Веками этот дух питал их внутреннюю разобщенность. А теперь он же помог им объединиться перед лицом общего врага.