– Разрешите вопрос, сэр? – обратился ко мне Эндрю, когда мы отъехали подальше от рыбозавода, и нам вслед перестали лететь пули.
– Разумеется, сержант, – отозвался я. – Спрашивайте о чем угодно.
– Вы не солдаты, я прав, сэр? И даже не американцы. Могу я узнать, кто вы такие и откуда прибыли, сэр?
– Ты угадал. Мы действительно не те и не другие, – ответил я, не видя смысла выдавать себя за тех, кем мы не являлись. Однако это еще не означало, что я скажу Фуллеру правду. На заданный им вопрос существовало не два, а как минимум десяток различных ответов. И не обязательно лживых – половину из них можно было считать сравнительно честными. – Мы – отставные ветераны Французского Иностранного легиона, прибывшие сюда по просьбе частного лица из Европы для того, чтобы отыскать его дочь. Она была альпинисткой, приехала сюда, чтобы взойти на Маунт-Худ, и пропала в тот день, когда здесь образовалась аномальная зона. К сожалению, по независящим от нас причинам, мы прибыли сюда с большим опозданием – всего три дня назад. И теперь разыскиваем тех, кто мог бы подробно рассказать нам о том, что здесь творится.
– То есть, если я вас правильно понял, сэр, вы – иностранные наемники, работающие на территории США э-э-э… нелегально?
– В точку, сержант! – подтвердил я. – Именно так и есть. Вам, морпехам, некогда искать в этом хаосе одного-единственного человека, да к тому же иностранца. Вот мы и берем на себя добровольно часть вашей работы. А попутно помогаем вам наводить здесь порядок и вызволяем вас из плена. Ну а кто мы такие – нелегалы или нет, – кому какое дело… Или этот факт представляет для тебя серьезную проблему?
Я продолжал открыто и искренне улыбаться гостю. Сидящий справа от него Гробик тоже старался выглядеть дружелюбным, но его правая рука незаметно легла на рукоятку пистолета. Выдавать оружие Фуллеру мы не собирались – да он и сам пока его не просил. Так что если морпех вдруг захочет погеройствовать или удрать, шансов на то и на другое у него практически не было. Пускай мы освободили его из тюрьмы, в нашей компании он не мог чувствовать себя в безопасности. Особенно если нам покажется, что он против нас что-то замышляет.
Вот зачем я рассказал Эндрю эту заведомо провокационную историю. Первая его реакция на подобное «чистосердечное» признание – верный индикатор того, чего нам ждать от него в дальнейшем. К счастью для нас обоих, он повел себя так, как мне хотелось бы. То есть не вытаращил от испуга глаза, не задергался, прикидывая шансы на побег, и не начал пытаться пудрить нам мозги враньем. Нет, он воспринял мое признание спокойно, после чего понимающе кивнул и усмехнулся. Так, словно подобное было для здешних краев в порядке вещей.