Молодое поколение, в свою очередь, должно было выбрать какую сторону занять, ведь юности нужна борьба и вера в идею, но зачастую, утомлённые бесконечными политическими спорами в медийном пространстве, молодые люди полностью уходили от каких-либо социально-политических воззрений, и своей аполитичностью даже гордились.
Тома с годами стала убеждённым центристом, переболев горячкой агрессивного либерализма и не заразившись смертельным вирусом утопических идей, ведущих к ударному строительству рая на земле.
Знакомясь с материалами о сложнейшей советской эпохе, сотканной из целого змеиного клубка противоречий, она понимала, что история похожа на то самое дышло, которое можно поворачивать в разные стороны до бесконечности, удовлетворяя насущные запросы большой политики и общественного сознания. Что кровавые раны любой эпохи вечно, из тысячелетия в тысячелетие, присыпаются облегчающими боль памяти порошками достижений и побед, но не заживают от этого полностью. Понимала, что каждая человеческая судьба, попавшая в селевые потоки мощных революционных переворотов и сломов истории, достойна сострадания. А в стране со сложной и драматической историей, стране, где гражданские войны своим раскалённым ножом разрезали не только общество, но и отдельные семьи, взаимосвязь ненависти и любви, вины и прощения, становится той зыбкой почвой, в которой утопают все смельчаки, ступившие на исторические болотные тропы.
– Ты пойми, исторические процессы – жестокая вещь, – говорил ей Матвей, горячась всё больше. – Такую махину, такую огромную страну подняли! Мы имели общество с хотя бы идеей социальной справедливости, люди чувствовали себя защищёнными. А сейчас что? Жиреющий капитал, вконец осатаневшие олигархи и нищий народ? У меня на отделении есть мамочки, которые краски акварельные ребёнку купить не могут! Радуются, что волонтёры с ними рисуют. А ты рассказывала, что вам в художественной школе два раза в год бесплатно дорогущие коробки медовой акварели «Ленинград» выдавали. Прекрасной по качеству. Вот оно, твоё несчастное советское детство.
Тома вздыхала, какая-то неопределённая тяжелая печаль присутствовала во всех обсуждениях их родной истории.
– Матюша, извини, у меня всё просто. Я в принципе-то, согласна со теми, кто видит фактические заслуги советской власти; да, безграмотность ликвидировали в кратчайшие сроки, страну подняли, благодаря индустриализации, благодаря безумному энтузиазму народа, прежде всего. А такой энтузиазм на одном страхе не построишь, это мечта, это вера. Но! Для меня всё упирается в очень старый вопрос Фёдора Михайловича – можно ли здание справедливости, судьбы человеческой, построить на слезинке одного замученного ребёнка? Для меня ответ – «нет». Всё равно ничего не построить на фундаменте насилия. Даже если бы в лагерях безвинно пострадал только один человек. Даже если бы в позднесоветский период только одного диссидента кололи бы аминазином. Всё равно, мы были бы обречены. Так и случилось. Всё развалилось. Цель не оправдывает средства. Я не хочу жить в мире, где цель оправдывает средства. Уж не говоря об единой для всех идеологии. И, мне кажется, ты мыслишь историю как поле войны. Непрерывной. Знаешь, где-то у Лотмана было про особую логику войны в «Капитанской дочке». Люди действуют парадоксальным, непривычным образом. Исходя из этой логики. Но, ведь истины никто не знает… И невозможно всегда воевать. Пушкин и пытался донести до читателя, что своя правда есть у каждой воюющей стороны. Только уши каждой из сторон запечатаны ненавистью, которая не позволяет, не дает им услышать правду врага. Но, иногда, происходят странные вещи, и подаренный врагу заячий тулупчик, знаешь ли, спасает от смерти. Надо чаще просто про человечность вспоминать. А не про цели и средства.