Сыну стукнуло тогда тринадцать, и он переживал тяжёлый начальный период подростковой психологической ломки, и очень походил на Томиного собеседника. Пока Тома ходила прямая, как палка, потому что на месте удалённой опухоли на спине красовался нестерпимо чесавшийся двойной шов, и вся семья две недели ждала результатов биопсии, Алексей пережил несколько разных стадий протеста. Каждая стадия знаменовалась бурными и громкими скандалами, которые гасил Матвей, у Томы на это просто не было сил. Она старалась быть спокойной, чтобы не расцарапать каким-нибудь подручным средством свежие швы. Сын сначала искал информацию в Интернете, потом приставал к отцу, потом два дня отсутствовал дома – морально готовился к материнской смерти у лучшего друга. Когда пришли результаты биопсии, и стало ясно, что опухоль доброкачественная, а мать семейства будет здравствовать, Лёшка, ершистый, неуступчивый, грубоватый, плакал как маленький. И эти слёзы смыли из памяти Томы все его изощрённые методы борьбы за независимость.
Тома придержала уже закрывающуюся дверь и проникновенно сказала:
– Не дури, Серёж. Взрослый уже, сам понимаешь, что именно я ему и нужна. Или в Адыгею хочешь?
Парнишка посмотрел на неё затравленно и посторонился, пропуская в квартиру. Тома смотрела на стены, обстановку, мебель, пытаясь понять, чем живёт хозяин жилища. Везде царил беспорядок, квартира была совсем маленькая, с тесным, на два шага коридором и низкими потолками. У Томы сжалось сердце, даже до переезда в загородное жилище, они с Матвеем жили в хорошем доме с просторными квартирами. Подобную тесноту их семейство пережило только на самой заре своего существования, когда бытовые неудобства воспринимались совсем по-другому, легко и весело. Тот факт, что новорождённый Алексей спал в люльке из коляски, которую они подвешивали на массивное деревянное основание старого списанного мольберта, вывезенного знакомым студентом-живописцем из Репы (так студент именовал институт имени Репина), вызывали только смех. И потом, когда они после краткого, ко всеобщей радости, пребывания в одной квартире с родителями, переехали в новое просторное жилище, жизнь друг у друга на головах вспоминалась на одной тёплой волне с самыми светлыми событиями того счастливого времени. На даче до сих пор стояло старое раскладное кресло, где Матвей с Томой спали в обнимку первые годы брака. Кресло было настолько узкое, что они привыкли синхронно переворачиваться ночью с боку на бок, чтобы не просыпаться. Теперь оба недоумевали, как они там помещались.