Ну, Ньего Регар, Главный Охотник Манеиса, и ты это называешь испытанием для будущего сотрудника? Издеваешься, да?
Кажется часы, отмеряющие мою жизнь, обратили серебряные стрелки вспять. Снова таял жаркий день, солнечная ладья покачивалась на волнах у самого горизонта. Кажется – малейшее дуновение ветра способно унести её в другие края, терпеливо дожидающиеся рассвета.
Мы с учителем спустились с прогретых камней набережной к самой кромке воды. Под моими босыми ногами хрустела вылизанная прибоем галька. В воздухе витал аромат заморских пряностей и роз, празднующих середину лета буйным цветением. Солев, плотно сжав тонкие губы, сосредоточенно нахмурив брови, вертел в длинных пальцах поясок, только что выплюнутый морским прибоем.
– Оживи его, Ванитар, – попросил он через минуту. – Создай правдоподобную иллюзию.
На что может быть похож пояс? Первое, что приходило в голову, – змея или гусеница. Не оригинально. Стрекоза, бабочка, если умело связать бантом и преобразить заклинением? Не то…
Серые глаза учителя следили за чайками, предоставив мне право выбора. Через минуту Солеву станет неинтересно. Через две он заявит, что разочаровался во мне, как в потенциальном чародее.
Пояс из светло-бирюзового шелка вспорхнул с его рук и, подчиняясь моей воле, упал в море, чтобы тут же выбраться на берег крабом.
Учитель удостоил его беглым взглядом и нашел чаек боле интересными.
– Ванитар, я хочу чуда, – в высоком хрипловатом голосе чувствовалась усталость.
Ох, и капризен ты, учитель!
Пояс изогнулся, изображая женский профиль. Солев отвернулся. Меня это разозлило. Я создавал по очереди с десяток диковинных существ, порождённых моей фантазией.
– Что же ты хочешь? – не выдержал я, наконец, вытянув из себя последние силы. – Учитель, он же может быть всем, чем угодно!
– Этого и хотел, – довольно улыбнулся Солев. – Чудеса ограничиваются только твоей фантазией и усердием. Из любой вещи возможно создать всё, что угодно. Пусть и в форме временной иллюзии.
Ох, учитель, как я сейчас благодарен тебе за этот урок!
Не знаю, сколько времени прошло. Во мне почти не осталось сил. Но, тем не менее, я был доволен собой и даже немного горд. Клянусь, за всю свою жизнь я не видел столько фокусов, сколько показал своим притаившимся зрителям. А они притихли, не перебивали, не всхлипывали, не канючили, не шептали. Даже мебель наверху двигать перестали…