Проходя мимо него, я не знала, как себя вести. Его лицо было непроницаемым. Хотел ли он быть узнанным или нет?
Однако Аркадий Михалыч еле заметно кивал мне головой.
Болтали, что он был смертельно болен.
Имена изменены, образы собирательные
Я поднималась по лестнице Якутского аэропорта.
Наша съемочная группа только что сняла у трапа встречу нового католического епископа. Шел август девяносто девятого года. Его Преосвященство прибыл с пастырским визитом в Якутию.
Как вдруг на верхней площадке я увидела двух человек из моей прошлой, консерваторской, давно забытой жизни. Это был профессор Лапкин, известный на весь мир этномузыколог, и якутка Таня, моя однокурсница, его нынешняя жена.
Оба преспокойно стояли здесь, на краю земли, и улыбались мне, удивляясь не меньше меня. Таня была в зеленом деловом костюме, как и положено быть супруге замминистра культуры республики Саха. А ведь я помню ее в джинсах и свитерке. Такая же хорошенькая, как и раньше. А Лапкин пополнел, даже слегка обрюзг.
Я бросилась к ним, как к родным. После тройных объятий и сбивчивых поцелуев они пригласили меня к себе домой. Осталось только отпроситься у брата Дамиана, моего начальника.
– Только учти: в шесть утра машина отъезжает в Алдан – с тобой или без тебя, – предупредил тот меня.
Главное, что отпустил.
…С Лапкиным я познакомилась на первом курсе Новосибирской консерватории, в восемьдесят пятом году. С Таней – тогда же.
Профессор Лапкин читал лекции по предмету «Народное музыкальное творчество», и делал это весьма неординарно.