«Трудно даже сказать, – подумала Марина, – ненавижу ли я его теперь. После Боснии хотела, чтобы сдох. А теперь, когда расплата близка, даже и не знаю. Сволочь, конечно, гадина, мерзавец, жизнь растоптал, через ад провел, но грех на душу брать страшно».
– Что ты от меня хочешь? – спросила она.
– Ничего особенного, – ответил Гера. – Хочу, чтобы переводила.
– Полно девчонок, у которых английский не хуже, чем мой, – сказала она. – Секретарша твоя, например. Много слышала о ней.
Гера ухмыльнулся.
– Правильно, – сказал он. – Но сегодня нужна ты.
Он сделал паузу:
– Ленка тоже потребуется.
– Ты обещал ее не втягивать, – рассердилась Марина.
– Мало ли, что мы обещали друг другу, – опять усмехнулся Гера.
– Ты обещал оставить нас в покое, – не слушала его Марина.
– Было такое, – согласился он.
– Тогда зачем хочешь, чтобы я переводила?
– Расскажи про дочь, – велел он вместо ответа.
Марина замерла, тело напряглось, бунтующий взгляд потух.
– Не стесняйся, – подбодрил Гера. – Все свои.
– Ломка, – сказала Марина. – Уже вторая.
– Ломка, – не отрывал взгляд Гера, – кумар, харево, долбежка.
Марина сжала пальцы в кулаки, потом разжала и сцепила в замок так сильно, что они побелели.
– Давай, – подтолкнул Гера. – «Колотун» бьет?
– Да, – ответила Марина. – Морозит и рвота.
Гера понимающе кивнул.
– Заперла дома, – уставившись в пол, сказала Марина. – Не пускаю к телефону. Слежу за каждым шагом.
– А кто теперь с ней? – спросил Гера.
– Мой друг.
– Говновоз?
– Степан Алексеевич.
«Как он все рассчитал, – подумала она. – А ведь не хотела, но С. А. убедил, что надо быть с ними в тесном контакте, точно знать передвижения, привычки, время. Ему виднее. Специалист. Винтовку достал. В теперешние времена можно хоть танк добыть, а эту – трудно. Всем понятно, зачем».
Теперь она у них есть, и оптический прицел, тоже особый, только для этой винтовки годный, и «снайперские» патроны, у которых пуля со стальным наконечником. С. А. объяснил, что могут и обычные подойти, но специальные будут надежнее.
– Ленка дозу просит, да? – откинулся в кресле Гера, не переставая улыбаться, словно разговор о мучениях Марининой дочери доставлял ему удовольствие.
– Просит, – ответила она.
– А мама облегчить страдания не хочет?
Марина расцепила пальцы и положила руки на стол. По правому предплечью через запястье на тыльную сторону кисти вился узор татуировки. Гера скосил на рисунок глаза и презрительно ухмыльнулся.