Адам, между тем, тоже размножился, и богу от них житья не стало, надумали они непрестанно богу молиться и призывать его, докучать молитвами, шоб он за них все их проблемы решал. Потом зачали хором ему молитвы по книжке читать, как маленькому на ночь все одно и то же, ну надоели – сил нет. А потом еще и дразнить его удумали, чучмеки недоразвитые: поманят бога всякой вкуснятиной, мол, слезай с неба покушать, а как он со своей мансарды небесной затопает вниз по лестнице, возьмут да подпалят весь обед, сожгут его дотла к чертям собачьим, только он и нюхал «приятное благоухание». Да еще и глумятся: шо, говорят, черт старый, видит око, да зуб неймет? – то-то, знай наших, как на халяву-то пробавляться. Назвали они эту издевку «жертвой всесожжения», чтоб богу еще пуще досадить: так не доставайся же ты никому – ни людЯм, ни богу, ни черту.
Вот бог и говорит; да осточертели вы мне все со всей вашей землей в придачу, изведу вас всех к чертовой матери, дустом бы вас как клопов и других вредных насекомых – но дуста тогда было не достать, дефицит, не изобрели его еще пока что. Так что пришлось использовать подручные средства. Кроме надутого богом пузыря, в котором божий мир помещался, была одна вода вокруг да около – ну куда проще-то? Наковырял бог дырок в своем деревянном небе да и залил водой весь мир по самое дальше некуда, по свои собственные, эти… ну, в общем, вам по пояс будет. Все и потонули в той воде, даже рыбы. А все потому, что нормы гто никто не сдавал, плавать не учились, пренебрегали спортом и бассейном, и уроки физкультуры в школе прогуливали.
Однако, решил бог на всякий случай, чтоб потом опять не затевать всю эту волынку на ходынке, оставить про запас на разживу всякой твари по паре – а вдруг потом опять скучно станет или голодно? Нашел дурака – Ноя, и заставил его целых сто лет на себя батрачить, строить долбанный ковчег, над которым народ насмехался. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, и как пошла вода божья, Ной в ковчеге с семейством заперся и всем насмешникам из окошка средний палец показал.
Долго ли, коротко ли, а пришлось потом богу собственноручно из мира ручной пожарной помпой воду выкачивать – электричество-то отключили, потоп же, не шутка какая. Ох и намаялся же он! И зарекся больше народ топить – уж больно хлопотно ему показалось воду с говном качать, по три копейки получать, а потом завалы трупешника разгребать и вывозить их на край света, с которого потом все это вручную, без бульдозера, сваливать вниз, во тьму внешнюю. И чтоб не забыть – склероз ведь никто не отменял в возрасте боговом почтенном, бог-то как-никак «ветхий днями» – завел радугу из водяных капель: как надумает опять топить развратников, тут и радуга посреди дождя. Сразу вспомнит и про помпу, с которой все лето на жаре надрывался, и вонищу трупную по всей земле от угара и разложения на солнце – и одумается: а-а, пускай што хошь делают эти лгбт-уроды. Больше бога на мякине не проведешь и топить их не заставишь, чтоб потом горбатить на всю их братию, опять им мир осушать ручной помпой и жилье капремонтом обустраивать за счет муниципальной казны. «И сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал» (Быт8,21)