Глаза Терезы сверкали.
– Это, должно быть, прекрасно, – сказала она.
Он кивнул головой.
– Это – высшее счастье, какое может выпасть на долю человека. И удивительнее всего то, что самые ужасные страдания превращаются в высшее блаженство. Чувствуешь ли ты себя способной перенести подобное счастье, Тереза?
Она снова вздохнула:
– Я так полна грехов…
Он перебил её:
– Есть только один грех против Бога.
– Только один? Какой же?
– Не быть в Боге.
Он говорили, и слова его были сладчайшим пением для Терезы. Её грудь вздымалась, а пред глазами сверкало серебристое сияние.
– Что ты чувствуешь? – спросил он её.
– Мне кажется, будто душа моя хочет улететь в объятия жениха.
Фрэнк торопливо поцеловал ей глаза и сказал:
– Хорошо. Ты можешь уснуть.
Он быстро схватил её левую руку и нажал усыпляющий центр у большого пальца.
Несколько секунд она сопротивлялась; затем уснула.
Фрэнк Браун закрыл ей глаза и отложил книги в сторону.
Неподвижно сидел он на кровати и мечтал…
– Это будет! Это должно быть!
Он наклонился над ней, поднял её голову, подложил под неё все подушки и спросил:
– Ты слышишь меня, Тереза?
Она пробормотала:
– Да.
Он говорил ей на ухо – быстро и повелительно. Часто он повторял отдельные фразы медленнее и отчётливее. И снова прерывал себя вопросом:
– Ты слышишь меня? И ты сделаешь это?
И всякий раз получался послушный ответ:
– Да.
Иногда на её губах появлялась улыбка, потом они снова сжимались от страха и ужаса. Он остановился и подумал; затем снова наклонился к ней и повторил в заключение кратко и резко все приказания.
– Теперь я разбужу тебя. Но ты будешь очень, очень утомлена. Твои глаза сомкнутся, и ты немедленно уснешь.
Он слегка подул ей в лицо. Она открыла глаза, взглянула на него и с улыбкой протянула ему руки. Было ясно, что она не сознает сделанного ей внушения. Её наполовину поднятые руки опустились, глаза сомкнулись…
Она спала.
Фрэнк задул лампу и медленно пошел в свою комнату.
Теперь он не хотел больше думать. Он хотел спать сейчас, немедленно. Закрыл глаза и стиснул зубы.
Он хотел спать.
И заснул.
* * *
Из черепа выползали сотни крыс…
Занавес был поднят и сцена изображает зал пророка. Здесь и Сибилла, и Пьетро, и Ронхи и другие. Все собрались: ждали своей реплики. Он сидел перед ними в суфлерской будке. Его собственный череп служил этой будкой.