Мэг перебирает новости откуда-то совсем рядом, все ближе к нам, – я уже понимаю, что надвигается что-то, что-то страшное, от чего надо бежать, знать бы еще, – куда. Супруга говорит, что надо бы ехать домой, меня передергивает, какое еще домой, в самое пекло, что ли…
Что-то обрушивается откуда-то из ниоткуда – что-то темное, и в то же время бесцветное, что-то, не подвластное человеческим органам чувств – и в то же время мы ощущаем, что оно здесь, совсем рядом, а потому – бежать, бежать, скорее в двери того, что осталось от некогда величественного замка, прятаться в залах…
Переводим дух.
– Успели, – выдыхает старший сын.
Я не знаю его имени.
Но самое главное – я не знаю своего имени.
Или нет, даже не это главное, а главное другое.
Что у меня нет никакой семьи, и не было никогда, ни жены, ни детей, ни трех, ни двух, и хочется кричать во все горло я не знаю, кому, что вы вообще делаете, это не моя жена, это не мои дети, этого всего не может быть…
…перечислим только основные попытки написать эту историю, – потому что на самом деле авторы бесконечно много раз пробовали её создать – но всякий раз терпели неудачу.
Самым первым, наверное, был Мэлтон – от его работ до нас дошли подробнейшие описания апокалипсиса, так называемого «темного света», убивающего все мыслящее. Также Мэлтон первым догадался, что в центре событий должна быть семья – муж, жена и дети. Однако, главный герой признался, что к тридцати шести годам так и не обзавелся семьей, поэтому к началу событий этой истории он будет один-одинешенек.
Её зовут Элис.
Я по-прежнему называю её – дорогая, но знаю, что её зовут Элис.
Элис находит в кладовке замка какую-то снедь, оставленную незнамо кем и когда, печет оладьи на ужин. Потом тайком от детей обсуждаем, сколько еще продержимся здесь, в этих развалинах, и что нам вообще делать дальше, если наружу выбраться невозможно, снаружи то, неведомое, невидимое, убивающее. Элис держится удивительно спокойно, и это та самая Элис, которая в панике заламывает руки, когда ломается посудомойка или стиралка, или еще что, и мы все умрем, и как мы дальше жить будем, и все такое. И мне бы только порадоваться, что Элис не волнуется, – радоваться не получается, потому что Элис нет в живых.
Это я точно знаю, что Элис нет в живых, что мне не хватило каких-то нескольких секунд – вернее, хватило бы, если бы не растерялся, если бы схватил девушку, когда она оступилась, если бы не смотрел, как в замедленной съемке, как хрупкое тельце соскальзывает под грохот состава…