Немощнейший сосуд, исполненный красоты и трогательности.
Несомненно, цветущая яблоня манит к себе пчел и других насекомых.
А для чего?
Да для того, чтобы войти в закрытый клуб!
Совсем иное – яблоня, имеющая завязи плодов. Неопытный глаз не увидит её среди прочих деревьев в лесу. Она как бы стыдливо прикрывает свои плоды.
Ещё рано, ещё не срок!
А когда приходит срок, мы видим яблоки: яркие, золотисто-желтые, красные, в крапинку! Они сначала висят и гнут её, но потом освобождают от бремени!
На мой взгляд, прекрасное сравнение. Не правда ли?
И, несомненно, женщины, не вошедшие в клуб, видят плодоносящие яблони. И видна их тоска о том, что их ещё нет в том закрытом клубе или уже никогда не будет.
Лишь немногие не члены клуба не испытывают этой тоски. Это монахини и те, кто воспитывает приёмных детей. Те и другие служат Богу. Первые – в монастыре, вторые, исполняя слово Божие, – …что Вы сделали малым сим, то сделали и Мне…
– Заходите. Присаживайтесь. Рассказывайте.
– Трудно начать. Не знаю с чего.
– с самого начала, как все началось.
– хорошо. Началось все в общественном транспорте. Ехал как-то с работы и со мной заговорил очень агрессивный и прилипчивый человек. Первая реакция была негативной. Но потом выяснилось, что у нас много общего, чуть странный у него взгляд на все происходящее, но векторы схожи. Я бы его сравнил с пиратом, сошедшим недавно на берег, да и он представлялся – Кэп. Наверное, это капитан. Но это не точно, да и неважно.
Мы встречались каждый день в транспорте и весь маршрут разговаривали.
Он был моей очень близкой душой. Сдружились.
По манере он и вёл себя, как пират! Матерился, хамил, цеплял прохожих, женщин. Но, что поразительно, такое хамское поведение большинству женщин было даже приятно. Мне в эти моменты было стыдно за него. А ему было все равно.
Он побудил меня писать сюжеты. Сказал: то, что мы сдерживаем внутри, нас губит. И я стал писать. Просто, что приходит на ум. Делился мыслями с электронной бумагой.
Потом он пропал.
Да и я чуть замотался.
И перестал писать.
И мы снова увиделись. Настроение у него было отвратное. Он цеплялся за каждое слово. А потом сказал, что я хочу его уничтожить. Бред какой-то, и я начал его опасаться. Но мы, по-прежнему, общались. И все было бы ничего, если бы не один момент.