Саша посмотрел на Марину, но она отвернулась к окну. В ее глазах он успел заметить слезинки.
– А настоящее, вот оно. Это когда ничего больше нет. То есть, если раньше мы не знали, что будет завтра, ну, могли заболеть, попасть под машину…
– Так что сейчас? Что есть для нас настоящее?
– Ну, у меня есть кое-какие мысли на этот счет.
Она ничего не ответила. Не поворачиваясь, смотрела в окно.
– Если выбрать достаточно простую систему координат, где нет бога и прочей мистики. Но есть люди, которые пытаются понять, как им выжить. То ты сможешь понять то, о чем я хочу сказать.
– Ну, давай.
– Так вот. У нас ведь с тобой нет никакой Великой миссии?
Марина позволила Саше донести до нее его теорию происходящего, хотя бы попытаться. Тон мужа был напряженный, и она чувствовала, что это будет смесь приземленной философии и отчаяния. Но в то же время женщина понимала, что для него это действительно важно. Какой бы бред он ни нес.
– Чего-то такого нет, правда, – вздохнув, ответила она.
– Просто мы живем? Так?
– Да.
– Да, правильно. И мы оказались в ситуации, из которой не можем сами выбраться?
Марина кивнула.
– Мы там, куда никто не пришел за три месяца, чтобы помочь нам? – спросил он.
Снова кивок. Ее раздражал этот «вопросно-ответный» педагогический метод, но она терпела.
– Мы не видели никого, кто мог бы нам помочь. И никому не готовы помочь сами, потому что у нас нет никаких средств и ресурсов? Так?
– Да, – выдавила Марина.
– Тогда получается, что мы в безвыходной ситуации?
– Ну, это и так понятно, что ты хотел сказать такого нового?
– Нет, тебе непонятно, – как будто обрадовался этому ее ответу Саша. – Ты воспринимаешь это просто как фразу «безвыходная ситуация, бла-бла-бла и так далее». Вот только у нас с тобой, внимание, не будет самого важного из этой фразы. У нас не будет «так далее».
– Я что-то перестаю начинать тебя понимать.
– Марина, к нам никто не придет. И помощи не будет. Ни-ко-гда.
Саша посмотрел на жену, но ответного взгляда не дождался.
– Мы сейчас с тобой на самом деле ничего не ждем. Потому что ничего больше не будет. У нас закончится еда. И через месяц, а если повезет, то через два, наступят первые морозы. И мы замерзнем. Мы умрем, Марина, мы с тобой сейчас не выживанием занимаемся, понимаешь? Мы умираем. Нам осталось жить чуть-чуть. И как я говорил вначале о смысле жизни, мы тут уже ни с кем не сможем договориться насчет того, как жить и для чего жить. Это неважно, потому что мы умираем. Нет, мы вымираем.