Саша последним вышел из кабинки, закрыл на задвижку дверь и, не глядя на сборку смесителя воды, находящуюся между дверями кабинками, открыл воду, быстро вращая штурвальчик вентиля. В кабинке зашумела вода из рассеивателя.
Сержанты вернулись в дежурку, и игра продолжилась вчетвером.
Какое-то время из душевой доносились возгласы, зов о помощи, стоны. На что Шалыч заметил:
– Ишь как забрало, однахо!
Потом всё стихло.
Сотрудники увлеченно играли, вскрикивали, матерились. И чаще всего слышался взрывной голос Саши. Ему фартило. Служба шла, денежки капали.
А тем временем по помещению расползался туман. Он был насыщен влагой, прилипал к стенам, к окнам, к потолку, конденсировался и выходил в открытую дверь на улицу. Окно в дежурке постепенно помутнело, чего не сразу смогли заметить игроки, ибо азарт хоть и широко раскрывает глаза, но в них свой алчный свет.
Первым внимание обратил на капли, упавшие с потолка на пол, Вася. И воскликнул по-детски искренне и удивленно:
– Ой! Капает… Кажется, дождь начинается!
– Из-под носа у тя капит, – усмехнулся меланхолично Бахашкин и поднял глаза от стола. – Ох, ты ё..!
Какое-то время всех сковала общая неподвижность, непонимание сути происходящего. Но первым в движение пришёл Саша. Он сорвался с места и, изрыгивая ругательства на русском и татарском языках, скрылся в пару, в глубине помещения.
Душ стих. И оттуда, из душевой, послышались ещё более громкие вопли, Сашина матерщина.
– Суки-и!.. Чё мы на-де-ла-ли!.. – это был рёв отчаянной души.
Крик привёл в движение игроков. И все бросились к источнику его извержения.
Первым в кабинку вбежал Бахашкин. Переломившись пополам, приседая под паром, стал разглядывать то, что могло так не то напугать, не то удивить Сашу, – а он парень на редкость толстокожий. Наша школа. И то, что увидел Шалыч, его заставило потерять самообладание.
– Однаха, бляха, он скипел! Ай-яй, сварился, бляха! – Шалыч хотел было встать на четвереньки, чтобы получше разглядеть лежащего на решетке человека, но обжёг руки и колени о кафель пола. – Ай-ой! Однаха, горячо!
– Ага, – поддакнул Мизинцев, вбежавший следом и стирая с лица пот или влагу от пара.
Пар от кафеля курился, но видно было, что человек, лежащий на нём, был мёртв. Кожа на его ногах полопалась, и белело сваренное мясо.
– Скипел!.. Савсем сварился!.. – стонал Бахашкин.