Теперь перейдем к «рисуночному письму». Не говорят ли рисунки с нами напрямую? Ведь старая пословица гласит: «Изображение стоит тысячи слов». Кирхер, его коллеги-иезуиты и весь интеллектуальный мир Рима в XVI и XVII веках были крайне впечатлены рисуночными символами на загадочных египетских обелисках. Еще более поражали изображения животных, растений и других объектов в сложенных гармошкой книгах из Мексики, которые хранились в Ватиканской библиотеке. Во времена Контрреформации, пошатнувшейся под атаками протестантских теологов на религиозную иконографию и рвущейся ответить на демарши противника, «рисуночное письмо», или «пиктография», обрело собственную жизнь, продолжающуюся и до наших дней. Для иезуитских мыслителей рисунки были важным аргументом в дискуссиях.
Спору нет, изображение объектов окружающего мира присутствует в некоторых системах письма. Даже наш собственный алфавит, происходящий от финикийского, основан на рисунках: например, буква А происходит от изображения головы быка, а N – от изображения змеи. Небольшой процент китайских письменных знаков связан с реальным миром, как, например, знак shan «гора», который изначально изображал гору с тремя пиками. Рисунки использовались писцами различными способами, чтобы создать письменность, но ни сейчас, ни когда-либо в прошлом не существовало чисто пиктографической системы письма. Почему же? Потому что, как заметил лингвист Джордж Трагер, рисунки сами по себе не могут передать все возможные высказывания в языке [14]. Попробуйте, например, передать рисунком предложение типа «Я считаю, что метафизика невыносимо скучна» – нет даже уверенности, что рисунок этот будет интерпретирован одинаково (в тех же словах) двумя различными наблюдателями.
Мы не можем говорить о письменности, пока не говорим о языке. Чтобы понять, как можно создать систему письма, дабы сделать возможным запись любого языкового высказывания и его чтение, не допускающее двоякого понимания, мы должны увидеть, как работают конкретные языки.
Одна из немногих наград, которые я получал в своей жизни, относится к временам, когда я был учеником церковной школы и выиграл приз за знание Закона Божьего. Это была «Книга тысячи языков», выпущенная Американским библейским обществом [15], которую я храню до сих пор. В ней не только перечислены и описаны все языки, на которые переведена Библия короля Якова, но и приведены факсимильные примеры переводов первых четырех стихов Евангелия от Марка на разные языки в соответствующей этим языкам орфографии. Это была моя первая встреча с одним из аспектов антропологической науки, и она заронила во мне пожизненный интерес к иностранным языкам и письменностям.