Ромашковое поле - страница 5

Шрифт
Интервал


– А, это ты?

Затем, как кобра, одним движением метнулся к Наде и что-то воткнул ей в живот. Я не сразу понял, что произошло, только услышал, как Надя захрипела и начала падать. Я подхватил ее, с ужасом посмотрел на мужчину и узнал в нем бывшего прапорщика из нашей части.

– Ты у меня семью забрал, а я у тебя ее! – и воткнул нож мне в бок.

Я сразу потерял сознание. Очнулся уже в больнице. После узнал, что мы пролежали там больше часа, пока нас не нашли жильцы дома. Мое ранение было неопасным, меня прооперировали и в скором времени выписали. А Надю не спасли. Потеряла много крови.

Во всем был виноват я. Эта история началась еще до встречи с Надей. На одном из праздничных вечеров в нашей военной части я до безобразия напился и соблазнил жену того самого прапорщика. Для меня это было дело незначительное событие, я сразу и забыл про эту ночь. Как оказалось, прапорщик, узнав обо всем от доброжелателей, сильно избил ее. После этого, она вместе с детьми, улетела к подруге куда-то в Сибирь, оставив записку: «Этого я тебе никогда не прощу. Можешь не искать меня». Он долго искал ее. Перед отъездом женщина сняла побои в травмпункте и, когда муж нашёл ее, она пригрозила ему этой справкой. Мол если не отстанет, то посадит его. Даже не дала с детьми увидеться. Прапорщик обозлился, приехал домой и топором изрубил всю мебель в своей квартире. Под горячую руку попалась и собака. Ее тоже пополам. На шум прибежал сосед, его рубить он не стал, но хорошенько избил. От того получил условный срок. После нападения на нас, его надолго посадили за решётку.

Но Надю уже было не вернуть. От тоски я ушел в глубокий запой, из которого меня вытащили только капельницами и двухнедельной реабилитацией в алкогольном центре. Или всем казалось, что меня вытащили. На самом деле я остаюсь в этом состоянии, даже когда трезв – все как в тумане.

Со временем я вернулся к прежней жизни: выпивка, сигареты, непонятные женщины. Между этими занятиями, проходила, ничем не радующая меня, служба. Лишь только одно дорогое и понимающее меня существо – мама, держала у жизни. Самый близкий человек. Сашка давно настаивал, чтобы я съезжал от мамы, снимал себе что-нибудь, но я эгоистично не мог лишить себя удовольствия – каждый день видеть ее. Жил только ради нее, и в то же время так ее расстраивал, затем корил себя за это, и вновь возвращался на свои круги ада.