Вспомни, друг, как ночь перед экзаменом
Проводили мы с тобой без сна
И какими горькими слезами нам
Обходилась каждая весна!
Вспомни, друг, как мы листали наскоро
Пухлые учебников тома,
Как порой встречали нас неласково
Клиники, больницы, роддома!
Весь зал пел, песня набирала силу, и уже мощный хор звучал под стенами нашего клуба. Они все стояли и пели с такими лицами… Ну, можно сказать, с прекрасными лицами, а у многих на глазах блестели слезы.
И хотя наш клуб был настоящей развалюхой, а Юрин баян старым и разбитым, казалось, что все мы стоим и поем во дворце или даже в храме.
Уходят вдаль московских улиц ленты,
С Москвою расстаются москвичи.
Пускай сегодня мы еще студенты,
Мы завтра – настоящие врачи!
Это был гимн Первого медицинского института.
Никогда раньше я не видел, чтобы люди с таким волнением, с такой гордостью пели не про свою профессию даже, а про самое важное, самое главное дело своей жизни, и сам тогда, не знаю почему, вдруг почувствовал к этому всему важному и главному свою причастность…
* * *
Быть музыкантом ансамбля оказалось очень почетно. Сразу становишься заметной фигурой, особенно в масштабах нашей маленькой «Дружбы». Ходишь по лагерю, а все тебя уже знают, даже повара и кастелянши просят в следующий раз исполнить их любимые песни.
А Сережа, личный шофер Мэлса Хабибовича, тот и вовсе стал моим закадычным приятелем.
Сережа был настоящей стоеросовой дубиной – коренастый, мощный, с длинными, как грабли, руками. К тому же огненно-рыжий, громогласный и очень злой. В лагерь он приехал с женой, которая была на сносях, выходила из комнаты редко и обязательно в сопровождении супруга. Передвигалась она, всегда низко опустив голову, и никогда ни с кем не разговаривала. За нее это делал Сережа.
– Ну, ты, урод, в жопе ноги, не видишь разве, что тут беременная женщина идет! – орал он любому встречному пионеру. – Сойди с тропинки, придурок, пока я тебе пасть не порвал!!!
Ко мне Сережа, по загадочной причине, относился подчеркнуто хорошо, даже постоянно угощал сигаретами, а курил он только дефицитную «Яву». Ему понравилось присаживаться на лавочку, где я сидел и тренькал на гитаре, и долго, в подробностях рассказывать о своей армейской жизни. Сережа служил десантником и принимал самое деятельное участие в Пражских событиях шестьдесят восьмого года.