Ханио, будучи персонажем запечатленной сцены, изумился ее удивительной красоте и целомудрию. Казалось, перед ним два отважных маленьких диких зверька, вступивших в забавную игру. Изображенные на рисунке воплощали собой движение – как бы исполняли радостный, энергичный танец, удовольствие переполняло их. Глядя на рисунок, Ханио не чувствовал и намека на мелочную рассудочность.
– Замечательный рисунок! – не мог скрыть своих чувств Ханио, возвращая альбом толстяку.
– Неплохо, да? Люди наиболее красивы, когда счастливы. Смотри, какие мирные позы. И я не собирался мешать. Все было как надо. Я доволен, что смог запечатлеть это на бумаге. А теперь иди домой, пока Рурико не вышла. – Толстяк встал и протянул руку для рукопожатия.
Ханио вовсе не хотелось пожимать эту руку, будто слепленную из пенопласта, однако надо было уходить.
– Тогда до свидания. – Он поднялся и сделал шаг к двери.
Толстяк положил руку ему на плечо:
– Ты еще молод. Забудь, что здесь сегодня было. Хорошо? Забудь все – место это, людей, которых здесь видел. Понятно? Тогда у тебя останутся добрые воспоминания. Этот совет – мой тебе подарок на прощание. Договорились?
Ханио вышел из дверей на яркий свет, унося с собой этот недвусмысленный совет. Даже в его представлении то, что с ним произошло, выглядело глупой и безрассудной фантазией. Он решил выступать в роли крутого нигилиста, но, получив урок мудрости от человека его старше, словно трансформировался из незрелого юнца во взрослого человека. В сущности, с ним разговаривали покровительственно, как с нашалившим ребенком.
Ханио шел по зимним улицам, и ему показалось, что его кто-то преследует. Он обернулся, но никого не увидел. «Что же получается? Меня обвели вокруг пальца, как в ужастике, – подумал он. – Нет, не только меня, но и старичка – моего доверителя. Так, что ли?»
Ханио зашел передохнуть в оказавшуюся поблизости закусочную. Судя по новенькой вывеске, она открылась совсем недавно. Он попросил кофе и хот-дог.
Когда официантка принесла баночку с французской горчицей и упакованную в булочку свежую сосиску, высовывавшую наружу блестящий кончик, Ханио без всякого умысла спросил:
– Ты вечером что делаешь?
Девушка была худой до прозрачности. Ее макияж больше подходил для вечера, чем для рабочего дня; она так плотно сжала губы, будто дала себе зарок никогда не смеяться.