– Кто ты? – спросилРуслан, почувствовав, что мысли немного проясняются.
– Ак Дервиш, – коротко ответил дед и произнес нелепую фразу:
– Есть возможность устроить тебя на курсы арабского языка. Недорого.
Руслана словно со всей дури саданули поддых. Все сдерживаемые усилием воли воспоминания-бесы разом поднялись в нём жгучей волной ненависти. В центре этой смуты, как око бури, возник в упор глядящий на него мёртвый глаз, он не понимал, кому тот принадлежит – отцу или матери, да это было и неважно. С яростным воплем Руслан схватил старика за шею, ощутив под пальцами тугую сеть мышц. Давил, с шипением выталкивая из себя полные гнева и жажды убийства фразы. Ак Дервиш спокойно глядел на него, не делая попыток защититься.
– Я тебя не узнал без бороды, – выплевывал в него слова Руслан, не оставляя безуспешные попытки удушения, – ты тот дед, который следил… Ты из этих… Вы меня с детства пасли… Все из-за вас, гады! Ненавижу!
Старик без всякого труда освободился от захвата, прижав руки юноши к койке.
– Я надеюсь, ты не забыл, что надо ответить?
– Ненавижу!.. Ненавижу!.. – не слушал его Руслан, пытаясь вырваться.
– Отзыв! – рявкнул Ак Дервиш так, что юноша, растеряно глядя, замер.
Его вдруг окатило, словно водой из ведра, каким-то совсем уж неуместным весельем. Расширенными глазами он глядел на того, кого только что хотел убить.
– Отзыв! – повторил дед.
– У папы хватит денег только на турецкий…
Веселье ушло туда же, откуда явилось.
– Только у меня больше нет папы…
В глазах Руслана замельтешили золотистые блики и вновь увлекли во тьму.
Архив Артели
Только для членов Совета.
Единица хранения № 0095-812
Письмо Бодуэна IV Иерусалимского Тэмуджину Синеокому.
Я, Бодуэн, получивший Иерусалимское королевство по воле Божьей, и по воле Божьей ныне его оставляющий, пишу Тебе на другой край земли, в надежде, что слова мои достигнут Тебя. О Тебе же я знаю лишь то, что Ты, как и Я – Отрок, Божий оруженосец, избранный Провидением совершить некий великий подвиг. Господь не дал Мне исполнить его, и Я ныне горько раскаиваюсь, что осмелился принять царский венец в том благословенном месте, в каком Спаситель принял терновый. Отрекись Я в тринадцать лет от короны, быть может, сумел бы с помощью Божией, преодолеть свой недуг и исполнить предназначение. Но случилось, что Я был единственным сыном своего отца и долг велел Мне воссесть на престол.