А Авалайн страдала. Её сердце разрывалось от боли, которую почувствует маркиз, когда обо всём узнает. А то, что рано или поздно эта история выплывет на свет, она не сомневалась. И – нет, не она откроет ему глаза, на это у неё духу не хватит.
Переживала за свою ветреную кузину, которая с рождением сына обрела истинную женственность, остро нуждающуюся в любви, а муж был далеко. Да и узнать и полюбить она его толком не успела. Знакомство, быстрая помолвка, свадьба, переезд, новое положение жены, хозяйки, маркизы, беременность – всё это нагромождение судьбоносных событий уместилось в какие-то семь-восемь месяцев, за которые ей пришлось пройти путь от избалованного ребёнка до самостоятельной женщины. Это маркиз полюбил Лану с первого взгляда, а она просто приняла его любовь. Но теперь она созрела для того, чтобы любить самой! Вот и вылилось это всё на первого попавшегося…
Но больше всего Авалайн страдала и злилась из-за себя! В её бедную головушку, нет-нет, да и залетали мысли о том, как они будут счастливы с маркизом, если он разведётся с Ланой… Авалайн душила в себе эти неблагородные мыслишки, но они упрямо возвращались, и она с удивлением ловила в зеркале своё горящее от возбуждения лицо. Потом внимательно всматривалась в своё невзрачное отражение, с горечью понимала, что ей не на что рассчитывать, и падала на постель, заливаясь слезами. А ночью ей опять снился маркиз, и она просыпалась со счастливой улыбкой на губах, пока неотвратимая реальность не накрывала её удушающей волной. И такая круговерть повторялась изо дня в день.
С возвращением маркиза мучения Авалайн закончились. …И начались новые, когда, после недельного заточения в собственной комнате (За что? Это же несправедливо! Но он же разберётся! Обязательно во всём разберётся!), Вустер, наконец, открыл дверь, и проводил почти отчаявшуюся девушку в кабинет маркиза. Авалайн с жадностью вглядывалась в его родное исхудавшее лицо, и ей так хотелось подбежать, прижаться к нему, ласково прикоснуться к повязке, поддерживающей его раненую руку. Но маркиз, как будто, был отгорожен от неё непроницаемой стеной. Его отрывистые фразы, которые он произносил, не поднимая на неё глаз, не сразу дошли до её сознания. А от шока их сути, она напрочь забыла речь, которую готовила ему во время бесконечно тянувшихся дней заточения.