«Это что же он, товарища Сталина пересмешничает?» – хотел было шепнуть на ухо юбиляру Дубровский; он сидел с ним, как и положено на всех совещаниях, по левую руку (место справа обычно занимал начальник штаба Ляпин), но сейчас ЧВС был отделен от командарма Анной Герасимовной и потому не мог поделиться своими сомнениями.
И тут в дверях зала возник адъютант капитан Горохов.
– Товарищ командующий, телеграмма из Минска от генерала армии товарища Павлова. Разрешить зачитать?
– Читай, если не секретная.
– Личная… «Глубоуважаемый Константин Дмитриевич, прошу принять от меня и от всего военного совета Западного особого военного округа поздравления с 45-летием. Желаем крепкого здоровья, счастья в личной жизни и дальнейших успехов в деле повышения боевой готовности вверенной армии во благо нашей социалистической родины. Павлов»
– Ура, товарищи! – крикнул Дубровский.
– Ура! Ура! Ура!
Гвоздем программы явилось выступление Ланы. Она вышла в таком нарядном платье, что ее не сразу узнали. Капельмейстер армейского оркестра интендант 2 ранга Гусев вывел ее на импровизированную сцену, как выводят на подмостки звезд, церемонно поклонился ей и объявил:
– Новейший варшавский романс в исполнении Ланиты Полубинской!
Никто не ожидал, что у начальницы столовой высшего начсостава такое прекрасное сопрано. Капельмейстер опустил иглу патефона на вращающуюся пластинку, Ланита выждала такты, и запела – сначала на родном польском, потом на русском:
Этот вечер воскресный —
Берег нашей разлуки,
С неизбежностью смены
Имен и лет.
Положи мне на плечи
Свои тонкие руки,
Подари в нежном взгляде
Последний свет.
Таких бурных аплодисментов стены старинного дворца давно не слышали. Ланиту в зените мирской славы увел к столу счастливый жених старшина Бараш.
* * *
…Потом, когда все разошлись, Голубцов вместе с Анной Герасимовной разбирали-изучали подарки. Больше всего Константину Дмитриевичу понравилась белая дагестанская бурка, которую преподнес ему командир кавалерийского корпуса Никитин вместе с казачьей шашкой. О бурке он мечтал давно…
Хацкилевич вручил ему очень увесистую коробку. В ней оказался кусок лобовой брони с врезанными в нее танковыми часами. Были тут и бутылки любимого коньяка «Ахтамар», и пепельница в виде конского копыта с бронзовой подковой – от начальника ветеринарной службы, и всевозможные красноармейские поделки из карельской березы, беловежского дуба и уральского малахита…