Лес для пришельцев из Красной России был «маскировочной емкостью», «танконепроходимой местностью». Для одних – полигоны и стрельбища, для других – пастбища и заливные луга.
Эти два народа – «восточники» и «тутэйшие» жили по разным календарям, и отмечали разные праздники. Словом, для кого 1 мая – День международной солидарности трудящихся, а для кого – Еремей-запрягальник, начало пахотных работ для сева овса. Ни те, ни другие не подозревали, что «первомай» – чисто немецкий праздник, принесенный из Германии в Москву во времена царя Петра, который с удовольствием отмечал этот «гулёный день» за столами, накрытыми в Немецкой слободе за Яузой.
Отец Николай, призванный церковноначалием бороться с «языческими пережитками» местных крестьян, с большим удивлением отмечал, как рожденные в дохристианские времена традиции, перерастают в канонические церковные праздники, как древние кудесники, обретают плоть и облик местночтимых святых. Он даже намеревался написать об этом научный трактат, да все не выпадало время.
* * *
В канун майских праздников генерала Голубцова навестили чекисты; явились двое: областной – майор госбезопасноти Сергей Бельченко и свой армейский особист – полковой комиссар Семен Лось. Они пришли рано утром – еще до прихода командарма на службу, дожидались его в приемной, и, судя по озабоченным лицам – привело их сюда весьма серьезное дело. Бельченко первым начал беседу:
– Константин Дмитриевич, мы по поводу предстоящего парада. Категорически рекомендуем вам передать прием парада начальнику штаба или одному из заместителей.
– Что так?
– Есть информация… Во время проведения парада на вас совершат покушение.
– Да, да! – поддержал его Лось. – Право, не стоит дразнить гусей.
– И что же мне теперь отсиживаться в штабе? Под столом прятаться?
– Береженого Бог бережет, – покачал головой Лось.
– Ну, это утешение не для военного человека! – Голубцов встал и, опершись на широкий подоконник, посмотрел в окно. – В меня уже столько пуль выпустили – и на фронте, и в гражданскую, и все мимо пролетели… Мне мать сказала, что заговорила меня. И я ей верю. Верю в силу материнского слова.
Бельченко тоже поднялся из-за стола.
– То, на что вы уповаете – чистейший идеализм!
– Называйте, как хотите, но парад буду принимать я и только я. Иначе войска меня не поймут. И Минск меня не поймет. И Москва меня не поймет. Только что назначили, и сразу в кусты. Передо мной вся немецкая армия стоит, а я буду каких-то сопляков с наганами бояться?