. М. И. Калинин отмечал, что «война и гражданская борьба создали громадный кадр людей, у которых единственным законом является целесообразное распоряжение властью. Управлять для них – значит распоряжаться вполне самостоятельно, не подчиняясь регламентирующим статьям закона. Победа в гражданской войне породила у этих людей надежду, что дело пойдет так же быстро и в хозяйственном строительстве, стоит только пустить в ход военные приемы»[9]. В военной, деструктивной фазе революции у партийцев сложился примитивный тип поведения, основанный на идейном популизме и эмоциях, что порождало, в свою очередь, максимализм в действиях и нетерпение в достижении результата. Они, привыкшие к методам военного коммунизма, были неспособны воспринять качественно новую систему мотивационных механизмов поведения, в том числе и в отношении необходимости управлять законными методами. Поэтому переход к систематизированной системе законодательства в форме кодексов встречал сопротивление значительной части партийных и юридических функционеров, особенно в провинции. Среди них широко был распространен «революционный консерватизм», проявлявшийся в твердом убеждении необходимости сохранения теории и практики «революционного правосознания», которое давало им право управлять самостоятельно, руководствуясь исключительно революционной целесообразностью. Косность мысли, неспособность к анализу и творческому мышлению составляли существо советских управленцев и в итоге гносеологическую основу отрицания каких-либо изменений в методах управления обществом, в том числе и в правовой сфере. Данное обстоятельство необходимо расценивать как один из существенных факторов, влиявших на отношение к закону, на формирование государственной правовой концепции и на правоприменительную практику.
Их общая позиция строилась на убеждении, что «достаточно действовать по революционному правосознанию, не имея процессуальных законов, так как законы должны лишь быть дополнительным руководством к революционной совести»[10]. Звучали и радикальные мнения: «Все, что есть в римском праве, не должно быть применимо к законам пролетарского права, так как эти законы всегда давали возможность обойти его и направлять против пролетариата. Статья 94 Положения о Нарсуде дает достаточно гарантий от судебных ошибок. Судьи недостаточно творчески подходят к работе. Нужно судебное творчество. Революционное правосознание – превыше всего»