В этот момент у меня чуть глаза не выпали, потому что давешний мужичок, вместе с тремя своими кентами, уселись за стол, и один из них, достав небольшой перочинный ножичек, принялся нарезать полученное в передаче сало. Пф-ф… Это действительно тюрьма?
А пока я наблюдал за сей удивительной картиной, ко мне подошел давешний поитель, вместе с каким-то худым, очкастым парнем. Наконец-то познакомились. Добрый человек звался Митрофаном Гавриловичем Ильиным. Очкарик – Сергеем Андреевичем Бурцевым. А я по привычке представился только фамилией, которая по жизни и позывным была:
– Чур.
Худой Бурцев удивился:
– Э-э… как это – Чур? Просто Чур? А это имя или фамилия?
Эх! Кто бы еще знал, как слово наше отзовётся! Глядишь, и история пошла бы по-другому. Но что случилось, то случилось, потому что я, возможно из-за какой-то распирающей и бурлящей внутри энергии, решил приколоться:
– Это имя.
– А отчество?
Вот ведь упорный. Ухмыльнувшись и уже практически не глотая буквы, ответил:
– Паень, поерь, имени вполне достаточно!
Собеседники мою позицию поняли и настаивать не стали. Зато пояснили, кто есть кто в нашей камере. Толстенький поедатель сала со товарищи чалился за спекуляцию. Трое, играющие в карты на нарах, вроде как воры, сдуру грабанувшие личные покои его высокопревосходительства генерала Бубенцова и взятые с поличным. Еще трое, сидящие с другой стороны нар, обряженные в военные мундиры без погон, тоже воры. Но с претензией. Это интенданты. Молоденький боец, стоящий возле окна, – дезертир. Сидящий в углу и ни на кого не обращающий внимания здоровый парень в черкеске, это вроде какой-то абрек-головорез. По-русски он не говорит, поэтому конкретики нет. Очкарик оказался заезжим студентом, которого приняли в контрразведку за революционную агитацию. А Митрофан был машинистом на паровозе, испортившим свое орудие производства. Случайно. Не нарочно. Но проходит по расстрельной статье, за саботаж. При этом Ильин виноватым себя не ощущает и надеется, что служивые люди правильно разберутся, все обойдётся и его быстренько отпустят домой. Студент, как ни странно, тоже рассчитывает на снисхождение. А за свои убеждения даже готов был провести пару месяцев за решеткой.
М-да… или я что-то недопонимаю, или эти люди наивны до изумления. Сам же, вспоминая зрачки-точечки здешнего штабс-капитана (уже успел уточнить, что значат четыре звезды на погоне), особых иллюзий не испытывал. Не знаю, может, интуиция проснулась, но сдается мне, что следующий допрос может закончиться совсем плохо. Даже если я и стал говорящим, что мне отвечать этому марафетчику? Как объяснить свое присутствие в том месте, где комиссаров постреляли? Нести же пургу про попаданца во времени… Угу. Тут сразу возникнет вопрос, как в том старом фильме: «Какие ваши доказательства?» С тем же успехом и мессией можно представиться. Так же – бездоказательно.