– Поведать, как люди твои храбро бились насмерть, – снова тихо промолвил мужик, не поднимая глаз на князя.
– Ах вон как! Ты думаешь, без тебя мне некому об этом поведать?
– Может быть, и некому… – бесстрашие в голосе мужика поразило князя.
– Нешто ты мнишь, что из всего Владимира ты один остался в живых?
– Почему же, остались живые.
– И что же они молчат? Меня, что ли, опасаются?
– За других я не смею говорить.
– А ты один такой бесстрашный да совестливый? – снова ярость стала закипать в княжеском сердце. – А сам и глаза страшишься поднять. А если я тебя на дыбу, да заплечных дел мастер распрямит тебя как следует. Что на это скажешь?
Мужик долго не отвечал, а потом поднял воспалённые красные глаза и снова тихо промолвил:
– Княже, а что это переменит?
Юрия Всеволодовича всего передёрнуло. Ему вновь привиделось, что заглянули в него безжалостные глаза чернеца того, владимирского.
Взвился князь от боли, схватился за голову и побежал в другой конец гридницы, чтобы спрятаться, чтобы не видеть. Услышал голос мужика:
– Княже, прости за мою дерзость, не держи сердца. Всем ныне трудно, всем.
От этих слов откатилась волна раздражения в Юрии Всеволодовиче, как-то ещё неосознанно показалось ему, что не посланный мужик, но признаться в этом противилось всё его естество. Ведь если мужик прав, то значит погиб град Владимир. Но этого не может быть! Если он поверит мужику, то предаст город.
Князь несколько раз прошёл в душевном оцепенении от стены к стене, сел подле мужика на лавку:
– Я не могу верить тебе, пока собственными очами не увижу то, что ты мне поведал. Ты тоже бился на стенах Владимира?
– Да! Я потерял там жену, браточада и шурина… – глаза у мужика были наполнены слезами.
Нет, нельзя так притвориться. Если бы он был подосланным, то он бы по-другому вёл себя. Валялся бы в ногах, уговаривая поверить. А этому и самому не хочется верить в то, что он произносит.
– А что ты знаешь о моей семье? – с опаской услышать страшное и потому с некоторой робостью спросил князь.
– Я не ведаю, где они сейчас. Только видел собственными глазами, как погиб твой сын Владимир.
– Владимир? – у князя глаза полезли на лоб, и задрожал от обиды и гнева подбородок. – Вот ты сам себя и выдал, тать! Владимир не мог быть в городе. Он в Москве был!
– Княже, не гневайся, а послушай меня. Владимир сгиб не в крепости. Татаре привели его, яко зверя в верёвках, к Золотым воротам ещё перед приступом, дабы устрашить нас, и тут же убили его.