А у Марфы своё на душе:
– Авдюша мой тоже, поди, лежит где-нибудь под снегом.
Услышав это, Настёнка тоненько завыла, растирая глаза руками.
Овдотья сердито прикрикнула на обеих:
– Не гневите Бога! Полно заранее-то отпевать.
А прохожий от питья Овдотьиного уж и глаза открыл. Но мутны глаза, невидящи. А сам и вправду на разбойника похож: и от шрамов, и от бороды чёрной всклокоченной. А вот волосы на голове белые, как снег. Чудно. Одёжка и обужка поношенные, рваные. Мудрено ли тут замерзнуть!
– Ты, Овдотья, пока не уходи, – умоляюще посмотрела Марфа на старуху, – уж больно он слаб, в чём только душа держится, не помер бы.
– Всяко может быть, – вздохнула Овдотья, поднялась и села на лавку. – Кажись, особо-то не обморозился, только ослабел, да вот раны больно страшны.
– Да уж… – Марфа поёжилась.
Долго они сидели молча. Овдотья дремала, опустив голову на грудь. Про Настёнку нечего было и говорить: спала без задних ног. А Марфа меняла сгоравшие лучинки да прислушивалась к вою метели за стеной, замирая от ожидания: вот-вот стукнет Авдей. Успокаивала себя, что ничего страшного с ним не случилось. Но трудно совладать с тревогой, которая обливала сердце такой тоской, что хотелось в голос зарыдать, и тоска эта всё чаще и чаще сжимала сердце. Вдруг больной пошевелился, видно пришёл в себя, и прохрипел еле внятно: «Пи-и-ить». Овдотья встрепенулась, опустилась на колени и стала поить его каким-то своим питьём. Он жадно глотал, захлёбываясь и хрипя. И грудь у него часто вздымалась и опускалась. Напившись, он снова закрыл глаза, но ненадолго. Теперь уже смотрел осознанно, переводя взгляд то на одну, то на другую женщину. И вдруг из его глаз в бороду покатились слезинки. Это до того поразило Марфу, что она, не помня себя, судорожно всхлипнула. И если до этого момента она побаивалась незнакомца, то после этих слёз он стал каким-то близким ей. Она засуетилась, побежала к печи, загремела заслонкой. Ведь он, поди, не евши сколько дней. Вынула из тёплого горшка сладкую пареную моркошку и вопросительно посмотрела на Овдотью.
– Обожди маленько, – ответила соседка. – Дух у него ещё не укрепился.
Марфа с трепетом ждала, когда прохожий совсем придёт в сознание. И этот миг наступил. Овдотья выяснила, что звали его Петря, что шёл он во Владимир да заблудился и попал в метель. Много говорить Петря не мог, быстро уставал.