Платье мое лежало в ванной, что, конечно, ничего не доказывало, хоть и было подтверждением моих слов.
– И никаких проблем с замком не было?
Я снова покачала головой, Юрий Алексеевич, так его звали, смотрел с большим сомнением.
– Замок у меня довольно хлипкий, – вздохнула, объясняя, – часто заедает, бывшие владельцы говорили, что дверь надо менять, но у меня руки так и не дошли. Вроде никогда инцидентов не было.
– И вы говорите, что этот человек вам неизвестен?
– Это первое впечатление. Может, мы когда-то и виделись, но лично я этого не помню.
Некоторое время он раздумывал, потом перешел к другим вопросам.
– Статуэтка, которая лежит под кроватью, принадлежит вам?
Я снова устало вздохнула.
– Да.
– Где она обычно стоит?
– В открытом стеллаже слева от кровати.
– То есть с кровати до нее можно дотянуться?
– В общем, да, – согласилась я с неохотой, понимая в какую сторону он клонит.
Следователь еще немного подумал.
– Что ж, Карина Константиновна, позвольте мне обрисовать картину с вашей позиции. Вы возвращаетесь домой, а в вашей комнате на кровати лежит мертвый полуголый мужчина, убитый предположительно статуэткой с полки. При этом вы утверждаете, что с ним незнакомы. Каким же образом он попал к вам в квартиру?
– Понимаю, к чему вы ведёте, но я говорю вам правду. Я не знаю, кто этот мужчина и…
– Остапов Дмитрий Викторович, это имя вам о чем-то говорит?
– Так его зовут?
– Да. В его одежде лежал паспорт.
Я немного подумала, потом пожала плечами.
– Я не знаю этого человека, говорю вам.
– Я вынужден попросить вас проехать с нами в отделение.
– Вы что, арестовываете меня? – не поверила я.
– Мы пытаемся разобраться в происходящем.
Тут я не выдержала.
– Я похожа на человека, который убил кого-то, вызвал полицию и теперь делает вид, что ни при чем?
– Не нервничайте. Если вам нечего скрывать, оно и к лучшему. Но сейчас я прошу проехать с нами.
Я хотела еще что-то сказать, но промолчала. Совершенно очевидно, что словами ничего не добьешься, только усугубишь ситуацию. Юрий Алексеевич кивнул, приняв мое молчание за согласие.
В отделении, на мой взгляд, стало только хуже. Меня раз сто расспросили об одном и том же и явно верили не особо. Под утро, когда меня выпустили, я уже и вовсе слабо соображала, что происходит. Мне велели не покидать город и быть на связи.