– Я думал, они незаконны.
– Незаконны. Для всех, кто законы не пишет, – подмигивает Прохор. – Так что скажешь, Джозеф? Спасёшь мир? Cделаешь доброе дело?
– Тебе что, двенадцать? Добрые дела давно ничего не значат.
– Брось, ты понял, о чём я. Можешь ещё послужить Единому Государству Земли?
Прохор знает, что Джозеф ещё не сломал ему протянутую руку и продолжает разговор только потому, что их отношения с некоторым допущением можно назвать дружескими. Когда-то они действительно такими были, но уже больше пяти лет так называемые товарищи встречаются только в условиях, похожих на нынешние. Хотя так хреново ситуация в мире не складывалась ещё никогда. Об этом точно знает Прохор. И он очень надеется, что до этого не догадается Бриггс.
В повисшей на томные секунды тишине закипает чайник. Его свист отдалённо напоминает гудок поезда, который отправляется из маленького посёлка в большой, неизведанный мир. Такие моменты вызывают в людях трепет, чувство неизведанного и тягу к новым местам и встречам. Ничего подобного в Джозефе не просыпается ни на йоту, и он выключает чайник, чтобы его голова окончательно не сломалась от внешних и внутренних шумов.
– Нет, – наконец отвечает Джозеф.
– Хорошо, – говорит гость. Он убирает незаконный предмет, и достаёт из своего пакета одну из тех папок, которые используют для ведения личных дел. – Понимаю. Но я хочу, чтобы ты знал, что где-то там, среди прочих освободившихся, бродит Сундара Азад. Без охранников, без камер. Ты бы мог случайно с ним встретиться, и никто бы не узнал… Кстати, ты бы его и сам не узнал – он так изменился…
Прохор поправляет квадратные очки и ненавязчиво роняет на стол фотографию красивого индийского мужчины. В его руках остаётся папка с делом об убийстве Елены Бриггс и её детей.
Наполовину пустой стакан текилы исчезает за один присест.
В комнате брифинга для солдат никто не удивляется тому, что Джозеф Бриггс опоздал почти на целый час.
Лето 2031 года аномально жаркое и душное. Солдатам, смягчив идущую службу, разрешают ходить в одних только майках или без оных в том случае, если они находятся в пределах территории и исключительно в свободное от занятий время. Благо, свободного времени у всей семнадцатой военной части хватает. Ношение штанов, правда, никто не отменял.
За неимением врагов внешних, ЕГЗ приходится бороться только против врагов внутренних, представленных политически неугодными Первой Трибуне чиновниками и бизнесменами, а также возникшим около шестнадцати лет назад Гражданским Ополчением. Для устранения первых, равно как и для шпионажа тут и там, ЕГЗ прибегает к услугам тайных агентов правительства. С Ополчением ситуация более неоднозначная. Изначально, «народное движение» протекало в мирных митингах и демонстрациях против Детективной Инициативы, проведённой Трибуной, однако уже вскоре переросло в погромы и особенно сильное недовольство правительством и его отношением к своим гражданам. Невзирая на то, что действие Инициативы было прекращено, мир между ополченцами и политиками так и не был восстановлен. Официальный язык в ЕГЗ один, но правительство и их оппоненты, очевидно, не хотят понимать друг друга.