Я был настолько сильно оглушен, что в первые мгновения потерял способность слышать. Тело не слушалось. Я попытался подвигать лапами, удавалось это с большим трудом, но всё же удавалось. Медленно-медленно я плыл к ближайшей кочке на этом богом забытом заболоченном озере. Плыл долго. Потом не помню, как вскарабкался на неё и забылся.
Пролежал без движения до самых сумерек. Никто ко мне не подходил, справиться о моем здоровье было некому. Ну, а чего я хотел? В дикой природе ты либо пан, либо пропал. Потерял бдительность – вот теперь получи. Здесь только родитель придёт на помощь своему ребёнку, остальные уж как-нибудь сами. В моей жизни не было ещё таких ситуаций, когда в самые трудные дни я оставался один. Поругался с девушкой – можно к друзьям. Не поладил с родителями – можно к девушке, а лучше к друзьям, чаще к Борьке. И такого круговорота мне сейчас не хватало. Я почувствовал себя глубоко одиноким. Заскучал по всем, кого знал. В первую очередь по родителям. Уж сколько я с матерью спорил и капризничал, уж сколько я намекал не вмешиваться в мою жизнь. А вот сейчас больше всего на свете я бы хотел увидеть её. Отец всегда был где-то на заднем плане, но я знаю, что мама часто по жизни опиралась на его мнение и руку. Он надёжный. Пусть не так сильно проявлял свою любовь, но сделает всё ради меня. И всегда делал. Жены у меня не было. Девушка вроде как и была, а вроде, как и нет. Ничем она меня не удерживала. Развлекались мы поодиночке, каждый со своими друзьями. Ни о какой совместной жизни друг с другом ни разу не заговорили. Мне двадцать шесть, и родители то и дело твердят про внуков. Все родители одинаковые. Но я пока ещё, наверное, легкомысленный. Потому как нет у меня никакого желания ограничивать браком свою весёлую жизнь. А дети – это снова ограничения. Причем скучные ограничения. Впрочем, сейчас я бы не отказался от жены. Но как же вовремя сообразить, как она выглядит, та, ради которой пожертвуешь всем?
Так я и лежал на сырой прошлогодней траве и рассуждал о нелегкой судьбе. Настроения подобные мысли не прибавляли, хотелось заплакать или, на крайний случай, завыть по волчьи. Пусть меня сожрут лисы, отбиться я не смогу даже от комара. К полной темноте я закончил себя жалеть и решил, что этого достаточно. Пора действовать. Попробовал пошевелить хоть чем-нибудь. Лапы слушались, шея тоже. Я приподнялся на лапах, но тут же сел на брюхо и склонил голову. Я почувствовал сильную боль в области шеи и спины. Вращать головой было тяжело. Подобрал крылья, но подобралось только левое. Правое крыло совершенно не слушалось, и при попытках пошевелить им, простреливало неимоверной болью весь позвоночник. На этом я ревизию своих возможностей приостановил до утра.