Сент, император Таифа, неподвижно сидел у окна, только подушечками пальцев гладил единственное украшение на узловатой фаланге. Массивный перстень из закрученного в замысловатый узор серебра венчал гладкий, пронзительно-белый тростниковый опал. Опустив голову, мужчина смотрел на едва заметный абрис лица – портрет, обозначенный штрихами на камне, и чувствовал, как в сердце опять и опять входит нож. Это было мучительно больно, но Сент не находил в себе сил снять и выбросить мучающий его перстень.
Дворец, окружённый садами и парками, высился вне досягаемости суетного шума города. Там, внизу, кипел Каракорум – экономическое и политическое ядро Таифа. От дворца кругами расходились вычурные особняки могущественных чиновников, перетекая в добротные дома признанных ремесленников, сходя к окраинам бедными лачугами. Служение и предательство, доблесть и интриги, показная роскошь и тяжёлый труд, изысканные яства и нищета… В семи кругах Каракорума всё это непрестанно двигалось, суетилось, волновалось и перемешивалось выкипающим супом.
Сент слышал, как прозвучали первые утренние колокола. На окраине города открыли ворота, и поток желающих попасть в столицу хлынул на её улицы, разбавляя внешний вид горожан нарядами деревенской периферии, наверняка надетыми специально для торжественного случая, но давно вышедшими из моды в императорской резиденции. В певучий стиль Каракорума вторгся непривычный уху говор провинций, который уже к вечеру растворится в непрестанном гуле истинной речи центра Таифа. Значит, тот, за кем несколько дней назад послали гонца, рано утром уже влился вместе с остальными путниками в тяжёлые входные ворота и вот-вот появится здесь.
Маленький бар встрепенулся. В глазах стало темно: внезапно на голову упала бесформенная тень от длинной накидки с капюшоном, и служка непроизвольно схватился обеими руками за своё горло. Дышать стало трудно, словно его сбили с ног и навалились на грудь. Верный бар задержал бы напавшего, вцепился зубами в глотку, боролся до конца…
Но он знал – внезапно появившийся человек был тем, кого в главном императорском галлѐ сегодня ждали. Тяжело дыша, бар поспешно опустился на колени. Его сковало необъяснимым ужасом. Лакей почувствовал мёртвый холодный воздух из инотени, и всё тело тут же онемело.