====
То есть жизнь Человека – есть высшая ценность, охраняемая государством. А Церковь настаивает: ценнее жизни – есть духовное блаженство на «том свете». И тогда совсем не сложно поинтересоваться у духовника: чем реально можно что-то гарантировать – на том свете?
Если ценность вообще – это некоторая значимость всего, что покупается и продаётся на свободном рынке товаров и услуг, и потому также бесконечна по своим градациям, как и сами товары и услуги, подлежащие оценке.
Но в том и дело, что все факты очевидного предназначения товаров и продуктов говорят только о том, что они не иначе – как для поддержания живой формы бытия. А услуги социальных сфер – для непрерывного развития жизни Человека, чем, в целом, и определяется высшый приоритет ценности самой жизни.
Но мало и этого! Требуется ещё и соглашаться с аксиомой, по которой никакое духовное проявление: религиозное или политическое, моральное или безнравственное, этическое или свободно-эстетическое – не может иметь места, если нет ещё самого Человека, как живого источника самовыражаемых мыслей, слов и поступков – как раз и начинающих генерировать все духовные мысли и идеи с началом взрослой жизни.
А духовные ценности выглядели бы – куда более благопристойными, если для этого – не замечать и не помнить другую, не очень лицеприятную сторону живого существования – с необходимостью перемалывания флоры и фауныв в своих желудках, с непременными испражнениями шлаков и удалением отходов своей жизнедеятельности.
Причём, независимо от того, кем становится человек: философом, художником или святым. Господином или рабом. В роскоши или в бедности. Обнажёнными или в тулупы обряженными. В Храмах пребывающими или странниками по свету блуждающими – но непременно со всеми признаками, мало отличающимися от примитивных животных с регулярным посещением отхожих мест.
И тоже – как непременная функция организма, от которой зависило – быть ли жизни, или не быть. А единственным естественным и подлинным признаком избавления от греховных пресыщений и прелюбодеяний – стал объём живота, вздымающегося над чреслами, удачно скрываемого просторными одеждами.
И если кто-то решил в очередной раз начать поход за религиозными откровениями, то они были именно такими, далеко не умиротворёнными повсеместной любовью и добром.