И вот в первые же каникулы я поехала домой в Зиму. Среди всех рассказов о моём житье-бытье был и рассказ о том, что есть такой Игорь Ситяев, и о том, как он играет на гитаре. И вот тут мама меня остановила: «Ситяев… Света Ситяева… брат Вовка…»
Оказалось, вот что! Когда моя мама была маленькая, жили они в ДОКе (район в Красноярске, дерево обрабатывающий комбинат), и была у неё подружка Света Ситяева, у которой был младший брат Вова-играли во дворе всей шумной детской толпой. Потом начали квартиры давать, счастливо-радостные люди разъезжались по новым квартирам и были этому очень рады. Вот и дети разъехались и потерялись… Они не видели друг друга много лет. И надо же было нам с Игорем попасть в одну группу в училище, хотя жили оба за тысячу километров от Минусинска. Вот так встретились подруги детства, моя мама и тетя Игоря. Самое интересное, как они не встретились раньше? Ведь Света жила в 27доме, а бабушка мамы, у которой мы бывали часто в 33, на одной улице! А мы с Игорем общаемся до сих пор. У него чудесная жена и куча красивых умных дочерей. Их целых четыре! Чего только не было в моей жизни, но это очень важная встреча и дружба. Настоящая! Это для тех, кто говорит, что между мужчиной и женщиной ее быть не может. Каких ситуаций только не было… Про некоторые не хочется вспоминать, про некоторые страшно… У меня море благодарности этому человеку и его красавице жене. Даже когда рушится мир, в нём есть один человек, который готов быть с тобой…
Нет-нет… не про время года, но про город Зиму. Больше про неё говорят «станция», хотя это был город, тогда, в 1981 году, когда мы с мамой туда переехали к отчиму (не лучшая идея, но, вероятно, других у мамы не было тогда). И название от бурятского Зэма – яма, в котловине, помидоры росли как в Минусинске. Но про это потом, а сейчас про переезд. В Красноярске мы жили за алюминиевым заводом, в посёлке, в бараках (сейчас там зона). Здорово так жили, весело. Вечером носились с детьми по барачному коридору туда-сюда, туалет один на весь барак, в комнатах холодно. Спали в чём-то тёплом обязательно… и ещё платок на голову повязывали… да, без него было холодно. Болела я часто, и ноги болели так, что иногда не знала, куда их деть (нам же никто не говорил, что те, кто держал куриц, перестали это делать, потому что они, курицы на ноги вставать не могли… и кролики не могли, и сараи понемногу опустели к нашей детской радости). И вот мамино знакомство привело её к замужеству, а нас – в большой, не очень уютный, но дом, с двумя печками и большими собаками. Отчим был (и есть пока) человеком не весёлым, не эмоциональным, не разговорчивым, но как-то мама на это решилась. Зато спать мы стали в тёплом доме! И даже если с утра было прохладно – это ничего! Вечером топили печку и спать-то точно ложились в тепле. Ещё теплее были воскресенья. Я никогда не была соней, даже маленькая (и детям моим это передалось), но в воскресенье долго лежала в постели, только чтобы потрогать руками нагревающуюся стену (с обратной стороны была кухня и там топилась печь), и послушать, как напевает что-то мама, она совсем перестала петь после смерти папы, но по воскресным утрам, пока все спали она пела, потихонечку, почти шёпотом… А я просто лежала в тепле, под звуки маминого голоса, треска печи и шкварчание сковородок… Лежала, фантазировала, придумывала что-то, выдергивая картинки из прочитанных книг, и вставляя их в картину моей жизни. Замечательное было время, но короткое. Взрослые говорили, что дом холодный и в нём надо делать ремонт, а мне было в нем так хорошо! Ремонт, конечно, сделали, но делали его долго. Пока делали ремонт, мы жили полгода в бане, но после посёлка-то это была такая ерунда, что и не считалось совсем проблемой. А ещё был ящик с книгами. Высокий такой и узкий, что служил чем-то вроде тумбочки, в нём жили книги отца и мамы, которые привезли из Красноярска, но маме было не до чтения, а отчим книг не читал вообще. Кстати «Педагогическая поэма» и «Флаги на башне», были первыми, которые я проглотила одним махом. И вот этот ящик, с его содержимым, стал моей тайной, и радостью, и отдушиной. Взрослые были, слава Богу, заняты своей жизнью.