– Шухер! – Крикнул бритый наголо мальчишка, заметив меня, и все кинулись врассыпную, как утки из камышей. Избитый лежал на боку, спиной ко мне, не двигаясь. Подойдя к нему, я дотронулась до его плеча.
– Эй, ты как? Живой?
Заглянув ему лицо, я увидела разбитые губы, из которых сочилась кровь.
– Нормально, – дернул он плечом, скидывая мою руку. – Отвали.
Обойдя его, с другой стороны, я села рядом на землю.
– Встать можешь?
Не удостоив меня ответом, придерживая одной рукой живот и опираясь на другую, приподнялся. Я видела, как он морщится от боли, но помогать ему не стала, все равно не примет помощь.
Сделав последний рывок и шумно выдохнув, он уселся рядом. Потрогал нос, тихонько выругался, сплюнул кровь и вытер рот тыльной стороной ладони.
– За что они тебя так? – Достав пачку, я закурила новую сигарету.
– За то, что хер больше! – Он зло хохотнул и взгляд его остановился на сигарете, – Слышь, дай закурить?
Я протянула ему пачку и зажигалку. Читать морали сейчас не самый подходящий момент. Да и я не подходящий человек.
– Ты из-за них хотел уехать? – Я первой нарушила молчание.
– Нет, – лицо его моментально помрачнело, – Из-за бати.
– Поругались?
– Бухает. А как набухается, то вспоминает, что у него есть сын – то ногами отлупит, то проводом угостит. Последний раз досталось ножкой от табуретки, еле убежал.
– А мама? Не заступается?
– Мама умерла год назад, – голос у него дрогнул. Он отвернулся от меня, не желая продолжать разговор.
Господи, он же совсем еще ребенок. Ему бы гонять футбол во дворе, ходить на рыбалку, строить плоты на речке. Но вместо беззаботного детства ему слишком рано пришлось стать взрослым.
– Куда хотел ехать?
– У мамки сестра в Москве есть, тетка моя. Когда она на похороны приезжала, звала меня к себе жить. Говорила, что квартира у нее двухкомнатная, живет одна, места хватит. Но батя не пустил. Якобы я единственное, что у него осталось, что он без меня не сможет. Тетя оставила свой адрес и уехала, а батя запил. Мне там деньги платят за потерю мамы, но я их не видел никогда, батя все пропивает.