На перемене к ним зашла классная. Девчонки окружили ее. Таня постаралась незаметно выскользнуть за дверь. Когда прозвенел звонок, они столкнулись в дверях.
– Как твоя сестренка? – классная изображала вежливый интерес.
– Какая сестренка?
– Как какая? Твоя!
Таня открыла рот. Но тут учительницу окликнули.
– Все, бегу-бегу. Потом расскажешь.
«О Господи!» – подумала Таня. Она напрочь забыла про это свое вранье. Раньше извелась бы вся, думая, как с этим быть. А теперь спустя минуту уж и не помнила.
Как не думала никому сообщать о грядущем замужестве матери.
Сентябрь стоял на славу. Сухость воздуха ушла, он стал сыроват и прозрачен. Пыль прибилась, и ясное солнце сияло в прозрачной глубокой голубизне. Остатки лета дышали нежной грустью. Травы пожухли, в сладком яблочном запахе угадывалась легкая горчинка, а к вечеру к ней примешивался запах дыма. В кладовой выстроились длинные ряды банок с соленьями и вареньями. На чердаке сушился на газетах лук, в коридоре стояли ящики с красно-зелеными помидорами и корзины с яблоками.
В цветнике топорщились последней пышностью нежных оттенков игольчатые астры и яркие, словно пластмассовые, георгины. На кустах малины среди подсыхающих листьев краснели последние подвядающие ягоды.
Грусть уходящего лета мешалась с мыслью о скором отъезде матери, который означал перемены в жизни. Конечно, к лучшему, как же иначе?
Таня продолжала жить у бабушки. Вера уволилась с работы, но, решив задержаться до конца огородного сезона, почти все время проводила с ними. На сердце было неспокойно: с одной стороны, она до сих пор не могла поверить в свое счастье, с другой – оставить Таню было немыслимо. Счастливая рядом с Андреем, Вера чувствовала, знала, что он счастлив тоже. Однако у ее матери Андрей Сергеич после того первого визита, ссылаясь на занятость, больше не появился. «Моя хорошая, – сказал он, – распишемся по-тихому и устроим ужин в семейном кругу». Звучало как будто правильно. Но представить было невозможно.
Любовь, Вера и Таня собирали урожай, сгребали сухую ботву в кучи, подрезали и подвязывали кусты, таскали картошку в подпол, а морковь пересыпали сухим песком в ведрах. Подошло время решать, что делать с домом на зиму. Оставлять его нежилым было нельзя, так как с первыми морозами водопроводные трубы неизбежно бы перемерзли и полопались. Подразумевалось, что бабушка переселится в их квартиру: о смене школы, считавшейся хорошей, на «неизвестно что» не могло быть и речи. Со дня на день Вера откладывала разговор о доме, пока ее мать не сообщила, что через своих многочисленных знакомых уже нашла квартирантов до весны, «а там видно будет».