Воевал Юра правильно и с усердием, приказы командиров не обсуждал, если надо, полз туда, куда послали, особо не задумываясь о собственной безопасности. Он без страха и сожаления воевал за свою землю, за Украину, и был бы не против, если бы его имя вписали в длинный список погибших за Родину и похоронили с солдатскими почестями. Жалел он только о том, что детей не нажил. Нельзя умирать, не оставив после себя хоть кого-нибудь, – так думал рядовой Ярошенко, сидя в окопе, утирая рукавом грязный пот на лице, вслушиваясь в свист снарядов, крестясь, поднимая глаза к небу и гадая, пронесет ли на этот раз.
В плен Юра попал без сознания, в нормальном состоянии он бы не сдался, зубами бы рвал врага до тех пор, пока не пристрелили, но получилось так, как получилось. Вылетевший из стены дома, который и домом-то назвать было уже нельзя, так, развалины, камень попал ему чётко в лоб. Каска спасла от смерти, но не от сотрясения мозга, однако натренированная многолетними ударами голова и тело спортсмена пришли в норму достаточно быстро. Несколько месяцев сидел он в подвалах Донецка вместе с такими же бойцами украинской армии, Национальной Гвардии, «Правого сектора», батальона «Азов» и другими вполне достойными его компании мужчинами. Поначалу разговаривали мало, потом сдружились, помогали друг другу, кто чем может. Там сошёлся Юра с Максом, бойцом «Азова», молодым парнем из под Харькова, ультрасом «Металлиста», а тот, в свою очередь, познакомил его с Федором Сергеевичем. Кем был Федор Сергеевич, суровый худой, словно высохший, молчаливый бородатый мужик с маленькими злыми глазами и лысым черепом, на котором, казалось, вообще не растут волосы, Юра не знал, но догадывался, что человек это не простой.
Пленных постоянно пересаживали из камеры в камеру, переводили из подвала в подвал, меняли местами, водили на допросы. Его тоже один раз допрашивали. Было это в сентябре, в числах к тому времени он уже потерялся, утром. Застегнули наручники за спиной, одели на голову мешок, вывели из подземелья, посадили в автобус и куда-то отвезли, там вывели из автобуса, подняли по ступенькам на второй этаж, сняли мешок и завели в кабинет, где за столом располагался молодой человек, примерно его возраста, с русыми аккуратно причёсанными на пробор волосами и веселыми зёлёными глазами, с хорошо узнаваемым московским акцентом, в военном камуфляже без каких-либо опознавательных знаков.