Если бы гигантские ресурсы Южной и Северной Евразии оказались бы под контролем Коминтерна, мировая революция могла бы победить. Этот проект абсолютно реален, и не зря Ленин в последние годы своей жизни сказал: “Каким путем пойдут Россия, Китай и Индия (имелась в виду тогдашняя Британская Индия, включавшая современные Пакистан и Бангладеш ), таким путем пойдет весь мир”. Однако время уже было упущено. Решающую роль в этом также сыграли ложные, европоцентристские представления о революции, основанные на атеистическом марксизме.
Возвращаясь к вопросам сегодняшнего дня, нужно отметить, что революция и сейчас не ушла из России. Вопреки тому, что мы являемся свидетелями усталости, апатии народа, ментального шока в результате страшной информационной войны, сегодня революция перешла с субъективного, внутрипсихологического среза на уровень объективный. Кризис системы колониального контроля в России делает новую русскую революцию неизбежной. И не случайно, что эстафета революции, декларируемой как явно и открыто религиозная, была подхвачена в Иране, южном соседе России. Сегодня она апеллирует к России как фактору, который предопределит мировой размах революционного процесса в двадцать первом столетии.
Ислам – сакральная оппозиция мировой системе
1999 г.
Отношение к смерти – один из возможных подходов к классификации людей. Преимущество этого подхода не только в его универсальности (поскольку все люди смертны), но в первую очередь – в его радикальности. Современная антропология, как никогда, нуждается в радикальных критериях, радикальных методологиях… Тем более радикальных, чем более средним и неопределенным оказывается сегодняшний “всеобщий” человек.
В наши дни безнадежно утратили эффективность попытки подойти к проблеме человека, вооружившись классовым или расовым анализом. Это же справедливо и в отношении гендерного подхода. Современное “двуногое без перьев” не является окончательно ни буржуа, ни пролетарием, ни аристократом; оно не проявляется в реальном мире как “абсолютный негр” или “совершенный семит”. Даже такие фундаментальные определения, как “мужчина” и “женщина” становятся в отношении к актуальному человеческому существу все более условными. Человек теряет форму, иными словами, он становится все ближе к собственному субстанциональному полюсу, к “протоплазме”, к глине, из которой слеплен. Это же отчетливо выражается в этике нашей эпохи: прогрессирующая политкорректность все жестче табуирует различение между людьми. Социолог или антрополог в ходе своих исследований того и гляди может оказаться в опасной зоне, где загораются красные предупреждающие табло: “расизм”, “сексизм” и т.п.