В доме чересчур тепло, застоявшийся воздух неподвижен, Аделин нечем дышать.
Наконец звонят церковные колокола – гулко, как на похоронах. Аделин заставляет себя подняться. Отец берет ее за руку. Лицо у него печальное, но хватка жесткая.
– Ты полюбишь своего мужа, – говорит он, но слова больше похожи на просьбу, чем на обещание.
– Ты будешь хорошей женой, – говорит мать, и ее слова больше похожи на приказ, чем на просьбу.
И вдруг в дверях появляется Эстель, одетая так, словно у нее траур. А почему нет? Эта женщина научила Аделин безумным мечтам, забила ее голову мыслями о свободе и несговорчивых богах, раздула угли надежды и позволила поверить, что жизнь может принадлежать ей самой.
Свет за седой макушкой Эстель почти угас.
«Время еще осталось, – говорит себе Аделин, – но оно улетучивается все быстрее с каждым вздохом. Время…» Она часто слышала, что его описывают как нечто равномерное и постоянное, будто песок в часах. Только это ложь, ведь Аделин чувствует, как оно, ускоряясь, обрушивается на нее. В груди раздается тревожный барабанный грохот, тропинка, ведущая наружу, непрерывной темной линией устремляется прямо к деревенской площади. На противоположном краю затаилась в ожидании церковь, светлая и незыблемая, точно надгробие. Аделин знает – если она войдет туда, обратно уже не выйдет.
Грядущее промчится мимо так же, как прошлое, только все будет еще хуже, потому что исчезнет свобода. Останется лишь супружеское ложе да смертное, возможно, между ними – роды. А потом Аделин умрет, будто никогда и не жила.
Не будет Парижа. Никакого зеленоглазого любовника, никаких плаваний на кораблях в дальние страны, никаких чужих небес. Никакой жизни за пределами Вийона.
Вообще никакой жизни, если только…
На тропинке Аделин вырывает руку из отцовской хватки и останавливается. Мать следит за ней, словно дочь собирается сбежать. Именно этого и хочет Аделин, однако понимает – это невозможно.
У нее кружится голова.
– Я приготовила мужу подарок, – вдруг вспоминает Аделин, – только оставила в доме.
Мать смягчается, одобрительно кивает.
Отец, заподозривший неладное, замирает на месте.
Эстель прищуривает глаза. Она знает.
– Пойду принесу… – Аделин поворачивает к двери.
– Я с тобой, – спохватывается отец, и сердце Аделин замирает, а пальцы дергаются.
Но Эстель его останавливает.