Марк падает на колени и крестится:
– Господи помилуй…
Он уже знает, что умрет.
И это будет страшная смерть.
Но теперь он знает и другое. То, чего не знал раньше. От Них невозможно избавиться. Их нельзя убить. Их нельзя остановить.
Он знает, что очень скоро живые станут завидовать мертвым.
Я звоню Саре уже в третий раз. Звонок постоянно сбрасывается, сеть перегружена. Мне кажется, у меня сейчас взорвется голова.
Два часа назад мне позвонили и сообщили то, из-за чего я бросил всю работу и тот час ломанулся в школу. Где увидел подтверждение сказанному собственными глазами.
Майк.
Его убили.
Обычный сценарий – какой-то ущемленный сопляк приперся в школу с отцовским ружьем и перестрелял всех, кого видел, пока его самого не уложили. Уверен, Майк просто оказался не на том этаже не в то время. Он ведь ни с кем не общался и уж точно никого не задирал.
Уверен, он был не из тех, кому хотел отомстить этот малолетний ублюдок.
Но тем не менее убил он именно его.
Моего сына.
Помимо него он успел убить еще несколько десятков школьников, у множества ранения. Говорят, копам пришлось убить его – потому что пацан буквально обезумел. Он никак не реагировал, а после начал палить даже по полицейским.
– Он совершенно не боялся – услышал я от одного из копов – он будто слетел с катушек. Он вообще не боялся умереть.
– Уже седьмой случай за последние дни – подтвердил второй едва слышно – и все одинаковые. Может, какая новая дурь? Обдолбаются и прутся стрелять. Я видел многих детей, которые приходили в школу с оружием – но ни разу еще я не видел, чтобы эти дети были так равнодушны к собственной смерти.
Опустил ружье он только тогда, когда его голову разнесло в щепки.
Рядом со мной родители других школьников падали на пол, рыдали, кричали и бились в истерике. Многие пытались выхватить оружие у копов и застрелиться следом самим. По сравнению с ними я, наверное, выглядел бесчувственным.
На деле, я просто еще не до конца отдавал отсчет случившемуся.
Да, у нас с Майком не было общего языка. Точнее, он-то всегда был рад потрепаться, но я его не понимал. Не понимал его стиль, его вид, его общение и образ жизни. Не любил, когда мне приходилось нянькаться с этим взрослым лбом каждую нечетную неделю.
Но черт возьми, это был мой сын.
Мой единственный сын.
Одно дело, не шибко желать его приездов, но совсем другое – потерять его из-за какого-то психического неуравновешенного малолетнего ублюдка!