Словоточие - страница 8

Шрифт
Интервал


В беспрерывный сквозняк, в переулки ночных городов,
В одиночество людности, в полымя, в похоть и прихоть,
Где так дорого время, но каждый из смертных – грошов.
В его сердце дыра. Зарастет ли однажды? Не скоро.
Будет долго дымиться. Не месяц. И даже не год.
Это все же не дверь, это множественность коридоров,
Только каждый из них никуда, никуда не ведет.
Там где мышцы должны выдавать кислород прозаично,
Там где жизнь должна складывать дни в роковую тетрадь,
В его сердце дыра. И ему уже все безразлично.
В его сердце дыра. Но на это ему наплевать.

«Ты занавес, ты реквием, ты вечер…»

Ты занавес, ты реквием, ты вечер,
Ты эпилог, одетый в человечий
Короткий срок, сплетенный из венков
Пропащих пятниц, скучных четвергов.
Ты – это титры с перечнем любимых,
Ты вековая тихая терпимость,
Ты рушишься, смеркаешься, стареешь,
Но как прекрасна родинка на шее.
И пусть не юность, пусть давно не детство,
В тебе есть сцена, а на сцене действо:
Весь мир стоит, и он угрюм, как Гамлет,
Весь мир молчит в груди твоей крахмальной.
Так пишут письма не умы, а души,
Так пишут песни и стирают тут же,
Так небо вырывается из глаз.
Такой ты остаешься и сейчас.

«Во мне дымно, сумрачно, прохладно…»

Во мне дымно, сумрачно, прохладно,
Как в церквушке на краю села,
Тлеет свет и сладко пахнет ладан,
И ребенок возле алтаря
Тихо-тихо молится и плачет,
И скребет словами тишину:
«Дай им всем, мой Боженька, удачи,
Дай им всем по своему зерну,
Чтобы в душах выросло садами
То добро, что сеятель и жнец,
Та любовь, что зреет между нами,
Дай им всем начало и конец».
Во мне тонко, медленно, соборно,
Я рисую крестик на груди,
А моя босая беспризорность
Бродит между гаснущих кадил,
Между миражей, недосыпаний,
Между войн, страданий и больниц.
А потом возьмет он в руки палку
И пойдет сбивать ближайших птиц.

«В голове живет ребенок, он пытается понять…»

В голове живет ребенок, он пытается понять,
Отчего от желтых листьев пахнет гибелью лесов,
Почему весь мир разболтан, шаг на запад – западня,
Шаг на север – сверлит в горле ком невысказанных слов.
Вот ребенок вырастает, матереет, щурит глаз,
Он уже не тот наивный, он теперь вооружен,
Только где-то между ребер прячет свет от дрязг и масс,
Языком разбойных улиц говорит с цветами он.
Говорит пока что с солнцем, хоть и сжал уже кулак,
Хоть оскалился собакой, так же звездам отворен.