– Что бы ты понимала, – бурчит Ребекка. – Ты назвала «Американскую готику» раскраской детсадовца, у которого остались только неинтересные цвета.
– То есть что-то в искусстве я всё же понимаю.
Ребекка фыркает: Эди отличает сложное искусство от простого, посредственное от интересного, но необъяснимый трепет перед истинной красотой остаётся непонятным для пытливого ума.
– Ты больше, чем листок бумаги с правильным градиентом, – не отступает Эди. – Ты знаешь, как правильно залить цветы смолой, и можешь перерисовать лицо Барби на нормальное. Для тебя вплести бабочку в косичку – это обыденность, а для них – беспрецедентный случай.
– Вот именно, что это им не подходит.
– Мир не меняют подстраивающиеся люди, Ребекка, – говорит она ниже обычного. Так, что Ребекка замирает. – Мир меняется под тех, кто ему не поддался.
Но в ответ ей тоскливое:
– Я не та, кто меняет мир, Эди.
– Мысли об этом доставляют тебе удовольствие?
Вздохнув, Ребекка шепчет: «Не знаю я». Но они обе знают, что сомнения раскалённой ложкой выскребают из неё стержень.
– Ну вот, допустим, закрой глаза, – упорно продолжает Эди, жмурясь на солнце, – и представь, что ты занимаешься цветами в смоле, готовишь духи или что угодно другое, что тебе нравится. Представила?
Уголки пухлых губ едва заметно поднимаются – представила.
– А теперь представь, что ты занимаешься этим неделю, придумываешь что-то ещё, занимаешь дальше: и месяц, и год, и два. У тебя всё больше материалов, ты можешь купить ландыши и шёлк.
– Паучий шёлк, – шепчет Ребекка.
– И даже лунный камень. У тебя всё больше путей, и ты проходишь каждый из них, с каждым годом жизнь всё больше похожа на то, какой ты мечтаешь её видеть. Неумолимо. Каждый день ты всё глубже в реальности, что когда-то казалась невозможной. Скажи мне, скажи, на что похожа жизнь двадцатипятилетней Ребекки, которая проходила каждый желанный путь?
Они замирают на пару искристых мгновений, и Ребекка тихонько отвечает:
– Фантастика.
Её лицо расслаблено, её тело свободно от сомнений, вся её фигура разморена фантазией и немножко – солнцем. Эди невесело улыбается, пока Ребекка не раскрывает глаз.
– Это твой ответ, – говорит она вполголоса. – Это твой смысл.
Кажется, Ребекку так охватили образы, что она покинула этот мир. Отвлекать её Эди не станет – сама закрывает глаза и подставляет лицо пока не кусачим, весенним лучам. Над левым ухом потрескивает костёр и шелестит трава, над правым мерно дышит Ребекка и роет сухую землю Чип. Все звуки сквозь неё пропускает ветер, словно она связана спицами и не может ничего, кроме как нагреваться на солнышке.