Девчонка раскраснелась. Потерянные глаза забегали по вагону, мечась в отчаянной попытке зацепиться за что-то весомое.
– Мне кажется, либидо нельзя унаследовать, – неуверенно ответила Татьяна.
Лада только хмыкнула и снова отвернулась.
– Поэтому я, с одной стороны, очень хочу попробовать, чтобы узнать, с другой, боюсь, что превращусь в мать. И тогда лучше совсем не начинать.
– В любом случае не попробуешь – не узнаешь, – на большую мудрость опыта Татьяне не хватало.
Девчонка перевела на нее вдумчивый взгляд и опять отвернулась к окну.
– Если стану как мать, уйду в монастырь, – докончила она и сжалась сильнее.
Какое-то время они молчали. Ясное небо постепенно покрывалось облаками и серело. По мере приближения к Москве тучи сгущались. Вскоре сплошная стена леса сменилась пустырями, засеянными полями, садовыми домиками, дачами и коттеджами. Потом пошли небольшие города. Затем опять длинные участки леса. Пейзажи быстро чередовались.
– Я бы хотела жить с отцом, но суд ни за что не поручит ему опеку надо мной, – с сожалением сказала Лада.
Татьяна снова ворвалась в вагон поезда из густых зарослей придорожных деревьев, которые странным образом ее успокаивали. Чтобы понять услышанное, она несколько раз повторила фразу в голове, прежде чем спросить:
– Почему он не может найти постоянную работу?
– Раздолбай потому что, – шутя-любя ответила девчонка.
Она смеялась открыто, ничем не закрывая рта или лица, несмотря на брекеты. Татьяна в уме похвалила ее за это, потому что сама сильно стеснялась, когда носила такие же. Ей казалось, что тяжелые, металлические, неестественные скобы уродуют ее маленькое личико, показывают несовершенство и сильно привлекают внимание людей. Сейчас она смотрела на Ладу и видела, что брекеты не могли ее испортить, потому что воспринимались как нечто чужеродное, и стесняться их было подростковой глупостью.
Попутчица рассказала про своего отца, которого явно любила больше, чем мать. По ее словам, отец был хорошим человеком, но неудачником по жизни. В молодости мечтал стать актером – не сложилось. Теперь перебивался разными черными заработками и делал вид, что пишет книгу на протяжении уже лет десяти. Иногда он уходил в запой, но всегда возвращался к нормальной жизни. От него Лада получала настоящую моральную поддержку, и была привязана к нему с детства гораздо больше, чем к матери, которая всегда давала ей только материальные блага.