И, наконец, выкрикнула «сестра» самое страшное – «почему их – Петра и Февронию тогда с этими «убогими» не пристрелили и церковь не снесли». (Всё это – относительно «пристойный» перевод озверевшей пьяницей в тот вечер произносимого). Все в ужас пришли – поняли, по чьей вине сиротами в юном возрасте стали; поняли, почему в них и в самых близких, любимых людей стреляли… Тогда уж Пётр просто за дверь «родственницу» вытолкал…
Всё поняла и столько за восемь с половиной лет выстрадавшая Вера. То, что «матери» не нужна, девочка понимала, наверное, с раннего детства. Как «от детей избавляются», она, Слава Богу, не понимала. Но то, что по вине родившей её на свет добрые, любимые тётя Фира и дядя Петя чудом не погибли; что «мать» виновата в смерти бабушки с дедушкой и родителей дяди Пети, стало для ребёнка шоком.
Очень редко плакавшая девочка разрыдалась и бросилась на колени перед супругами, прося прощения за «мать». Феврония, Пётр и тётя Люба подняли племянницу, тётя Фира, обняв Верочку, говорила, что никакой вины её нет и быть не может. О том, что сама девочка тоже жертвой предательства стала; что они любят Верочку по-прежнему, что она всегда с ними будет. Вторили и супруг, и тётя Люба. Пришлось первый раз в жизни ребёнку успокоительное дать.
Наконец, Верочка уснула… Феврония, ради племянницы державшаяся, вдруг словно дара речи лишилась. Она сидела, уставившись в одну точку, из глаз лились слёзы – безо всяких рыданий. Словно не могла, не в силах была во всё случившееся поверить.
Как могла сестра, пусть и такая, никчемная, – убийцей родителей стать – их с Февронией родителей?!! И всей семьи Петра. Убийцей всех близких людей – всех, что тогда рядом с ними с иконами, с хоругвями шли. Да и самих супругов тоже – ведь в живых-то чудом великим остались!
Оказывается, по её доносу две недели назад и за самим супругами, и за участковым Иваном Михайловичем пришли! Пётр и тётя Люба что-то говорили, стараясь успокоить… И вдруг Февронии плохо стала – за живот схватилась…
А теперь скажем о том, о чём ранее недосказали – под сердцем Февронии новая жизнь зарождалась. Тогда, две недели назад, её потому и отпустили почти сразу. (В тридцать седьмом, наверное, сей аргумент не «помог бы»). В тот вечер хотели Вере рассказать – она так хотела братика или сестрёнку – а лучше всех сразу. Получается, хорошо, что сказать не успели…