– У нас тут, знаете ли, своя валюта: рубли, – прищурился Виноградов.
– Стоп! А наше посольство когда отправится на эти самые… Акимуды? – громко спросил Рыжов в своем кабинете.
– Еще не решено, – Виноградов сделал загадочное лицо. – Ждем указаний.
– Где они будут жить в Москве? – между прочим спросил Куроедов.
– Сняли особняк в Хамовниках… Все прослушивается и просматривается. – Генерал снова взялся за пульт.
– Непонятно, как они просочились в машину, – сказал следователь Суровцев. – Видите: они садятся в машину сквозь закрытые двери.
Видеозапись. Озабоченное лошадино-обезьянье лицо Виноградова.
– Мы еще не привыкли к вашим условиям, – смущенно высовывается Посол из машины. – Извините, если что не так.
– Ну что, поверил в опасность, Игнат? – спросил генерал.
– Когда непонятно, что делать, надо дружить, – сказал Куроедов. – Миру – мир. Массовый гипноз. Мне пора.
Тут он совершил свою первую ошибку. Недосмотрел видеосюжет. Он встал.
– Игнат, – сказал генерал. – Это большая война.
– Посмотрим, – сказал Куроедов.
Они помолчали.
– Хорошо бы вызвать Зяблика, – тихо сказал Куроедов генералу Рыжову, – она знает толк в этих вещах.
– Вызови, – согласился генерал.
Генерал вынул диск из дисковода:
– Досмотри на досуге. Там есть материал на всех членов посольства.
– Обрати внимание на мадам консул, – добавил Виноградов. – Специальный фрукт. Русские, видите ли, шалуны!
Положив диск в атташе-кейс, Куроедов спустился вниз по лестнице, дружелюбно махнув рукой охраннику. Он подрабатывал теперь частным детективом по внеформатным явлениям. Куроедов сел в машину. И поехал домой. Москва красиво плыла за бортом.
– Отечество в опасности! – Куроедов скривил рот в улыбке.
Куроедов был смущен. Его меньше волновали Акимуды, чем его бывшая любовь, чем возможность работать вместе с Зябликом.
011.0
< ЛЯДОВ>
Три академика в гостях у знаменитого режиссера, за столом с видом на Новый Арбат, утверждали, оглушительно громко, стремительно выпивая рюмку за рюмкой огуречную водку, затем хреновуху, что с Лядовым нельзя иметь дело. Лядов сошел с ума от тщеславия и мучит в ресторанах официантов.
Я знал, что он несчастен, как всякий умный мужчина: полон неистребимых комплексов, таскает повсюду на лацкане французский орден и терзается. Академики пили в присутствии жен, которые, наученные опытом, только чуть-чуть иронизировали над мужьями. Мне было странно, что тщеславный Лядов изобрел бессмертие.